Валерий Сойфер - Власть и наука

Дальше Николай Иванович по литературным источникам указывает, что в опытах Чемряка озимый образ жизни является доминантом, а яровой рецессивом. Я также уверяю, что это неверно. Я НЕ ГОВОРЮ, ЧТО У ЧЕМРЯКА ТАК НЕ БЫЛО. Я ТОЛЬКО ГОВОРЮ, ЧТО НИ У КОГО В БУДУЩЕМ ТАК НЕ БУДЕТ" (/65/, выделено мной — В. С.).

Можно было подумать, что он не отвечает за свои слова, не соображает, что Вавилов — это кладезь знаний, и просто так, за здорово живешь, обвинять его во лжи, по крайней мере, несерьезно5. Но это было бы самое поверхностное, самое неверное объяснение, тем более, что несколькими минутами раньше Лысенко сказал:

"Мне могут здесь возразить, что ведь Н. И. Вавилов и целый ряд других товарищей возражает не так себе, зря, свои возражения они обосновывают, подкрепляют огромным литературным материалом. Это так. Против этого я не собираюсь возражать. Как никто, я признаю, что акад. Вавилов в десятки раз знает больше в сравнении со мной и фактическое состояние селекционной работы во всем мире, и мировую литературу" (66).

После этого "реверанса" он продемонстрировал, что его грубые выпады хорошо продуманы, и что у него есть "философские" обоснования столь нехорошего изъяна в поведении Вавилова. Обоснование это опять несло на себе социальный налет — дескать, то, что знает Вавилов, нам классово чуждо, мы печемся о другом благе, о колхозно-совхозной науке, и твердо верим в свою единственно правильную линию. Вавилов опирается лишь на данные буржуазной науки. Мы же делаем новое революционное дело, для которого ни прототипов не существует, ни законов еще нет, утверждал Лысенко. Поэтому не следует обращать внимания на слова Вавилова, как и не стоит бояться противоречий со всей генетической литературой (67). Высказал он и еще одну причину расхождений с наукой. Оказывается, "старой науке было невыгодно это признавать", да к тому же представители старой школы не имели, дескать, той революционной смелости, которая присуща ему и его сторонникам:

"Чем это объяснить? Я лично объясняю это только тем, что… если признать наши теоретические установки…то тогда получится много противоречий между обычными генетическими установками и положениями, вплоть до таких вещей, как определение количества генов, "управляющих" тем или иным признаком.

Другими словами, если генетику-морганисту признать наши теоретические положения, то ему придется все свое мышление о наследственной основе растительных форм перестраивать" (66).

Так, витийствуя, он брал на себя уже функции ментора, поучал и Вавилова, и других ученых (в этом же выступлении он признал, что "большинство академиков и специалистов" разделяют точку зрения Вавилова). То обстоятельство, что за каждым теоретическим положением, развитым в науке, стояли сотни и тысячи опытов, а за его "законами" не было и одного строго поставленного, его не заботило. А поскольку противопоставить генетикам научные аргументы, поспорить с ними на равных он был неспособен, то оставалось лишь одно: всю генетику объявить неверной и только мешающей формированию науки колхозно-совхозной.

И все-таки пришел конец терпению ученых. В конце августа 1936 года в Омске была запланирована очередная встреча крупных специалистов в области зернового хозяйства. На этот раз руководители ВАСХНИЛ и ведущие специалисты-зерновики намеревались обследовать посевы другого чудодея — Николая Васильевича Цицина — и обсудить еще раз стратегию в области селекции зерновых культур. Поехал в Омск и Лысенко, взяв с собой в качестве сопровождающего Ивана Евдокимовича Глущенко6. По приезде Лысенко был тепло встречен Вавиловым, они пошли вместе осматривать поля — Лысенко теперь усвоил правило: ходить только с китами науки или с вождями, раз и он стал китом (шутка ли, академик двух академий). Они беседовали с Вавиловым мирно, даже дружески. Похоже, и Вавилову это нравилось (70).

Однако, стоило начаться научным дебатам, как опять возник спор о правомерности предложений Лысенко, о его завихрениях относительно законов генетики и методах получения гибридов, и тут все миролюбие Лысенко испарилось. В ответ на очередные спокойные замечания Вавилова, ссылки на мировую литературу, он, разъярившись, решил отвечать уже иначе: стал открыто приписывать Вавилову то, что никак не было тому присуще, — обвинять в том, что Вавилов склонен намеренно искажать истину:

"Приводить же такие примеры, "опровергающие" выявленную нами закономерность развития гибридных растений…, какие нередко приводит Н. И. Вавилов, это значит вводить в заблуждение аудиторию… Разберем его пример со льном… вся беда в том, что этого явления, НА МОЙ ВЗГЛЯД, у Н. И. Вавилова не было, хотя он и утверждает, что это ЕГО ОПЫТ, и ОН САМ, СВОИМИ ГЛАЗАМИ ЭТО ВИДЕЛ" (/71/, выделено мной — В. С.).