Валерий Сойфер - Власть и наука

Обнаруживший это письмо в архиве Президента России Юрий Николаевич Вавилов отметил, что Сталин внимательно изучил донос. Своей рукой он отчеркнул цветными карандашами одни фразы и подчеркнул другие, поставив подпись "И. Ст." (84). Более того, в Архиве Президента России найден документ №П1717 от 5 апреля 1935 года, в котором заведующий Особым Сектором ЦК сообщает всем членам и кандидатам политбюро ВКП(б) и отдельно тов. Ежову, что "По поручению тов. Сталина посылается Вам для ознакомления записка тт. Бондаренко и Климова (Академия с/х наук им Ленина) от 27. III. 35 г." (85). Не случайно вскоре Вавилов был снят с поста Президента ВАСХНИЛ и заменен партийцем с дореволюционным стажем А. И. Мураловым, правда, плохо разбиравшимся в науке. Но тем не менее и на этот раз Вавилов не был арестован. Возможно те самые связи с министрами западных держав, бесившие блюстителей безопасности, обороняли академика в глазах начальников из Кремля.

Вплоть до 1935 года Вавилов упрочал свое лидирующее положение в биологии в СССР. Но всеми своими действиями, субъективно целесообразными и прогрессивными, он подталкивал себя к пропасти, в конце концов, поглотившей его. Таким объективно было развитие трагедии Вавилова, отторгавшегося как чужеродное тело коммунистическими лидерами страны и их подпевалами. Вавилов еще чувствовал себя своим в коридорах власти, он, как и большинство тех, кто открыто и самоотверженно принял новый строй, если и догадывался о том, сколь преступна сущность этой системы, сколь обманны лозунги нового строя, работал на систему власти с огромной отдачей.

А тем временем в недрах новой системы она сама растила смену этим ученым. В коридорах власти уже набирала силу, но двигалась в противоположном направлении, более соответствующем идеалам системы, колонна могильщиков науки, и среди них четко держал строй лидер коммунистической биологии Трофим Денисович Лысенко. Пока еще и Вавилов, и Лысенко работали на социализм и были схожи в этом своем устремлении. Их противоположные по форме действия (один создавал институты, другой — хаты-лаборатории) были тем не менее основаны на одном и том же стремлении к собственной монополии. Поэтому разницы во внутренних мотивах Вавилова и Лысенко пока не проявлялось: каждый исповедовал одни и те же социалистические императивы, хотя использовал разные приемы для достижения сходной цели, опираясь на свое понимание того, что для её достижения больше подходит. Однако постепенно созревал конфликт между классическим ученым Вавиловым и партийным ученым Лысенко: Вавилов становился всё более ненавистным конкурентом "колхозному академику" и тем, кто окружал и поддерживал его сверху и снизу. Ни в арестах в вавиловском институте в 1932–1935 годах, ни в начале слежки за самим Вавиловым и в накоплении фальшивых обвинений в адрес последнего Лысенко участия не принимал (это был процесс, направлявшийся общей обстановкой в стране, созданной правящей партией коммунистов). Но Лысенко уже шел к тому, чтобы ввязаться в противостояние идеалов ученого и инстинктов партии с её тайной полицией — ЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. То, что смертельная схватка Лысенко с Вавиловым состоится, было предопределено.

Описанные в этой главе политические репрессии в отношении ученых совпали с массовыми арестами конкурентов Сталина по руководству партией, представителей мира искусства, литературы и видных деятелей из всех остальных сфер жизни. В большинстве случаев аресты касались людей, которых нельзя было отнести к враждебно настроенным или даже инакомыслящим. Писатели и журналисты, подпевавшие партийным вершителям судеб и подчиненным им чекистам, размножали ложь о карательных процессах и их жертвах в книгах, газетах, журналах и по радио. Они несут значительную часть вины за действия властей. Люди, послушно голосовавшие на собраниях за резолюции, бичующие арестованных, помогали Сталину и сталинистам превращать весь народ в послушных ягнят.

Развернутая Сталиным борьба не на жизнь, а на смерть с бывшими товарищами по руководству партией научила чекистов методам фальсификации признаний. Выбивая их вместе с зубами от бывших товарищей по партии, чекисты исполняли наказы Сталина (по свидетельствам современников он сам не раз присутствовал при пытках) и быстро уяснили, что от людей, запуганных страхом смерти, легко добыть любые признания. Карательные органы заранее получали задания о том, какие самооговоры следует получить от жертв, и почти все арестованные готовы были принять на себя самые дикие преступления, согласиться на откровенный вздор, только бы облегчить свои страдания под пытками. В ход шли поклепы на сослуживцев, знакомых, даже родных. Ректор Московского университета (выпускник Киевского университета, бывший меньшевик, бывший доносчик, плохо обученный и слабый профессионал) Андрей Януарьевич Вышинский помог подвести юридическую базу под истязания. Он подоспел в 1927 году с новой "юридической наукой" о важности признаний под пытками ("признание — венец доказательства"), стал Генеральным обвинителем на Шахтинском процессе 1928 года и ревностно зарабатывал очки в соревновании за право выражать взгляды вождя (учась при этом, как избежать возможности самому попасть под нож сталинской гильотины).