Пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года
Вечером 17 декабря Николай, императрица и цесаревич отправились в Мариинский театр. Там давали балет «Баядерка», и в главной роли блистала Тальони. Все шло прекрасно, как вдруг в царскую ложу вошел дежурный флигель-адъютант и шепотом, чтобы не испугать императрицу, доложил императору, что в Зимнем дворце начался пожар. Младшие дети царя оставались там, и, кроме того, во дворце постоянно находилось несколько тысяч слуг. Ни слова не сказав, Николай вышел из ложи.
Пожар начался с чердака, где ночевали слуги. На случай пожара во дворце имелось множество приспособлений и своя пожарная команда, поэтому пожарные решили, что легко справятся сами. Они даже не известили о случившемся дворцовое начальство и тем более министра двора князя Волконского, которого все боялись пуще огня. Однако на всякий случай от каждого из гвардейских полков к дворцу были вызваны по одной пожарной роте, но общего командования создано не было, и роты (каждая по отдельности) стояли на площади под сильным ветром. Солдаты и офицеры с недоумением глядели на темный и тихий Зимний дворец, не видя никаких признаков пожара.
И вдруг одновременно из множества окон бельэтажа с шумом и треском вывалились рамы и стекла, в проемы вылетели наружу горящие шторы и стали виться на ветру огненными языками, а дворец из совершенно темного весь мгновенно превратился в огненный. И тотчас на площадь выплеснулись волны густого и черного дыма, а над крышей вспыхнуло гигантское зарево, которое, как утверждали очевидцы, было видно за 50 верст.
К этому времени на площади собрались тысячи других людей, замерев, глядели на происходящее. В это самое время к Зимнему подкатил в открытых санках император Николай. Он сошел с саней, и возле него тут же встали полукругом генералы и офицеры, сановники и дипломаты, оказавшиеся рядом как по мановению волшебной палочки. Николай приказал солдатам и офицерам войти во дворец через все входы и выносить все, что можно вынести.
Дворец горел трое суток, пока не выгорел дотла, оставив только закопченные, черные стены, груды пепла, золы и горящих углей. Но благодаря героизму солдат, находившихся во внутренних караулах, и тех, кто оказался в помещениях, еще не охваченных огнем, удалось спасти множество дорогих вещей – мебель, картины, зеркала, знамена, почти все портреты «Военной галереи 1812 года», утварь обеих дворцовых церквей и святые мощи, трон и драгоценности императорской фамилии.
Разумеется, как только пожар вспыхнул, были немедленно вывезены в Аничков дворец все члены царской фамилии, а затем стали разбирать переходы между Зимним дворцом и Эрмитажем, закладывая проемы кирпичом и тем самым создавая надежный заслон огню. Таким образом, огонь остановился перед Эрмитажем, и главные ценности были спасены.
Еще не остыли угли и пепел пожарища, как начала работать комиссия, которая должна была установить причины возникновения пожара. Руководил ею А. X. Бенкендорф, и кандидатура его была отнюдь не случайной. Расследование показало, что виной всему «был отдушник, оставленный незаделанным при последней переделке Большой Фельдмаршальской залы, который находился в печной трубе, проведенной между хорами и деревянным сводом залы Петра Великого, расположенной бок о бок с Фельдмаршальской, и прилегал весьма близко к доскам задней перегородки. В день несчастного происшествия выкинуло его из трубы, после чего пламя сообщилось через этот отдушник доскам хоров и свода зала Петра Великого; ему предоставляли в этом месте обильную пищу деревянные перегородки; по ним огонь перешел к стропилам. Эти огромные стропила и подпорки, высушенные в течение 80 лет горячим воздухом под накаливаемой летним жаром железной крышей, воспламенились мгновенно».
Такой была официальная версия причины пожара. Однако Мирбах – начальник караула, стоявшего в большой Фельдмаршальской зале, настаивал в своих воспоминаниях на другой версии. Он видел, как из-под пола у порога Фельдмаршальской залы, рядом с которой были комнаты министра двора, показался дым. Мирбах спросил оказавшегося рядом старого лакея:
– А скажи, пожалуй, в чем дело?
И тот ответил:
– Даст Бог, ничего – дым внизу, в лаборатории (лаборатория дворцовой аптеки. – В. Б.). Там уже два дня, как лопнула труба; засунули мочалку и замазали глиной, да какой это порядок. Бревно возле трубы уже раз загоралось, потушили и опять замазали; замазка отвалилась, бревно все тлело, а теперь, помилуй Бог, и горит. Дом старый, сухой, сохрани Боже.
Читать дальше