Вольдемар Балязин - Конец XIX века - власть и народ

Вас отпугивают от гласности доводами, что гласность подрывает доверие общества к правительству своими разоблачениями, что и без того общество готово верить всему дурному насчет лиц, облеченных властью. Если это так, то это доказывает одно – что горький опыт веков подорвал в обществе доверие к правительству, и правительство давным-давно потеряло всяческое нравственное обаяние, и всего этого не воскресить ничем, потому что произволу нет оправдания. Тайна свидетельствует о неверии в себя. Кто верит в себя, тот света не боится. Тайна нужна только тому, кто сознает, что держится не нравственной, но одной материальной силой.

Ученый мир Западной Европы заметил, что за последнее двадцатилетие сильно понизился в наших представителях науки не только уровень талантливости, но и добросовестного отношения к науке и человеческого достоинства. Замеченный безотрадный факт есть прямое следствие систематического выпалыванья талантливого юношества руками государственной полиции. Чем крупнее сила, тем менее она мирится с гнетом. Чем сильнее в юноше любовь к знанию, тем менее может он чтить науку, преподаваемую в полицейских целях.

Молодежь вступает в практическую жизнь без необходимой подготовки. Молодежь, уцелевшая, потому что не знала другого Бога кроме карьеры, молодежь – изолгавшаяся и продажная, будет плодить чиновничью анархию – насаждать сегодня, завтра же вырывать насаждаемое по приказу начальства, вносить еще более яда разложения в язвы, разъедающие родную страну.

Цензура наша ведет к тому, что молодежь жадно кидается не только на то, что есть верного в подпольной и заграничной печати нашей, но и на нелепости. Если гонят слово – значит, боятся правды. Писатель – игрушка цензорского произвола и никогда не может знать, как взглянет на его труд и в какую минуту тот или другой цензор. Случалось, что московская цензура пропускала то, что запрещала петербургская, и наоборот… Правительство признает силу печатного слова, потому что субсидирует свою прессу и пропагандирует ее через исправников и становых. Оно открывает объятия перебежчикам из оппозиционной и революционной прессы, – и ошибается в расчете на силу их поддержки: слово предателя не может иметь силы искреннего убеждения. Когда цвет мысли и творчества не на стороне правительства, то это доказательство того, что создавшая его идея вымерла, и оно держится лишь одной материальной бездуховной силой. Только живая идея может вдохновлять таланты…

Масса чиновничества и офицерства – сплошь карьеристы, по приказу насаждающие сегодня то, что завтра будут выпалывать, и наоборот, и всегда доказывающие, что и насаждение и выпалывание на благо России, потому что на то есть высочайшая воля. Они сами отлично ведают, что творят, но их всегдашний девиз: «Хватит на наш век и детей наших, а там хоть трава не расти!». Верховная власть не может руководствоваться таким девизом: на ней лежит ответственность не только за настоящее, но и за будущее страны, на котором неизбежно отзываются все ее меры. Самодержавный монарх оказывается неизбежно ответственным за каждую кроху зла: он назначает чиновников, заправляющих Россией, он преследует все обличения зла, он оказывается солидарным с каждым губернатором, по-шемякински правящим краем, с каждым спекулянтом, жиреющим на счет народа, с каждым офицером-держимордой, с каждым шпионом, по доносу которого сошлют в Сибирь человека политически невинного или даже виновного…

Если Вы захотите оставить мрачный след в истории, Вы не услышите проклятий потомства, их услышат дети Ваши, а какое страшное наследство передадите Вы им!»

За распространение этого письма М. К. Цебрикова была сослана под надзор полиции в Вологодскую губернию.

Россия между Германией и Францией

Царь-миротворец, обращая главное внимание на внутреннее «устроение царства Российского», проводил достаточно спокойную внешнюю политику, которая четко делится на 2 периода: сначала воссоздание «Союза трех императоров», а затем – отказ от прогерманской ориентации и сближение с Францией. Александр III вполне определенно выказал свой непреклонный характер и не менее определенные намерения во внешней политике почти сразу же после вступления на престол. Это произошло, когда на русско-афганской границе, в районе Кушки, появился крупный афганский отряд, руководимый английскими инструкторами, и занял довольно обширную территорию. Командующий Туркестанским военным округом генерал К. П. Кауфман немедленно запросил царя по телеграфу: что делать? «Выгнать и проучить как следует», – ответил Александр III. Нарушителей границы выгнали и казаки долго преследовали их, желая взять в плен английских офицеров, но те успели скрыться.