Роберт Конквест: Большой террор. Книга II.

Иногда между увольнением человека и его арестом проходило некоторое время, так что можно было уехать из крупных городов. С. Поплавский (которого впоследствии, после войны, Сталин назначил заместителем Главнокомандующего польской армии) в 1937 году учился в академии им. Фрунзе, После исключения из партии и из академии он, чтобы избежать возможных последствий, сразу же покинул Москву, а через год или полтора, т. е., очевидно, после падения Ежова, появился вновь. Его реабилитировали и восстановили в академии. [32] 32. А. Т. Стученко, «Завидная наша судьба», стр. 65.

Вообще, частое передвижение с места на место давало известную гарантию безопасности. Обычно проходило по крайней мере месяцев шесть или даже год, прежде чем местное отделение НКВД начинало интересоваться приезжим или собирало о нем достаточно сведений. Много времени уходило на пересылку личного дела из старого отделения НКВД в новое, по месту жительства: такие документы шли не обычной почтой, а по специальным каналам НКВД. Иногда они вообще не доходили. [33] 33. См. Beck and Godin, p. 88; См. также Гинзбург, «Крутой маршрут», стр. 28.

Довольно безопасно было, например, в Сибири. Местные власти были сравнительно рады новым поселенцам и не делали особых различий между теми, кто находился в ссылке, и приехавшими по своей воле. НКВД в какой-нибудь области европейской России не был заинтересован в доставке «неблагонадежных» своим коллегам в Сибири. Конечно, всегда можно было потребовать возвращения того или иного лица «под подозрением», но это было хлопотно, и за исключением особо важных случаев, игра не стоила свеч. Но далеко не все могли получить такую, хотя бы и временную, гарантию безопасности. Под арест шли миллионы.

Помощник Вышинского, Рогинский, получивший 15 лет, и в лагере продолжал защищать действия властей. Он утверждал, что руководство поступает правильно, изолируя от общества большие группы людей, которые могут наделать неприятностей. Он считал, что нужно до максимума использовать труд всех, правых и виноватых, кто стал «экономически бесполезен». [34] 34. Ekart, Vanished Without a Trace, p. 283. Поднаторевшие аппаратчики, члены партии и НКВД, оправдывали репрессии более искусно. Даже простой анекдот или легкая критика в адрес правительства несет в себе зародыш активной оппозиции в будущем, — заявляли они, — и НКВД, пресекая эти попытки в корне, проводит оправданную превентивную операцию.

На предприятиях проходили специальные собрания, на которых члены коллектива выступали с взаимными разоблачениями. В это движение был вовлечен весь рабочий класс. В романе Стаднюка «Люди не ангелы» описывается типичное собрание 1937 года: «В позапрошлую смену, — гневно заявил низкорослый, в бараньем треухе мужчина, — мастер Середа не дал мне бетона. Я еще тогда думал, что это подозрительно. А вчера узнал, что Середа скрывает свое родство с махновцем, за которым замужем его двоюродная сестра! Электромонтажник Цвиркун при поступлении на работу скрыл, что его батька был церковным старостой! — сообщил второй оратор. Третий разоблачал бывшего своего товарища, родители которого лишались избирательных прав за саботаж во время коллективизации…». [35] 35. И. Стаднюк, «Люди не ангелы», в журнале «Нева», № 1 2, 1962, стр. 96.

Размер репрессий по всей стране не был результатом, как считают некоторые, чрезмерного рвения со стороны местных работников НКВД. Как раз наоборот — на этом настаивал центр. 29 ноября 1936 года Вышинский «распорядился в месячный срок истребовать и изучить все уголовные дела о крупных пожарах, авариях, выпуске недоброкачественной продукции с целью выявления контрреволюционной, вредительской подоплеки этих дел и привлечения виновных к более строгой ответственности». Руководство некоторых районов, где не была выполнена разверстка по выявлению контрреволюционной деятельности, получило строгое взыскание от Генерального прокурора. В 1937 году по всему Восточно-Сибирскому бассейну только восемь дел этой категории было направлено в суд. «Вышинский объяснил это слабой, недостаточной борьбой за выкорчевывание вредительских гнезд». [36] 36. См. Н. В. Жогина в «Советском государстве и праве», № 3, 1965, стр. 24 («Об извращениях Вышинского»).

Весь этот период прошел под знаком периодически возникавших, тщательно организованных массовых процессов. В мае 1937 года дальневосточные газеты сообщали, что на этих судах было вынесено 55 смертных приговоров, [37] 37. См., напр., «Тихоокеанская звезда», 9 мая 1937. в июне — 91, в июле — еще 83, и так в течение всего года. В Белоруссии, начиная с июня, не проходило и недели, чтобы где-нибудь не было раскрыто шпионское гнездо — в промышленности, в Академии Наук, в Польском театре, в спортивных организациях, в банках, в цементной промышленности, среди ветеринаров, в организациях по снабжению хлебом и на железных дорогах. Руководство местных железных дорог было «разоблачено» 8 октября 1937 года, и его сотрудники объявлены не только польскими, но, согласно установившейся железнодорожной традиции, и японскими шпионами. То же самое происходило в Средней Азии: в ноябре в Казахстане было объявлено о казни 25 человек, [38] 38. «Социалистик Казахстан», 23 ноября 1937. в Узбекистане — 18. [39] 39. «Кизил Узбекистан», 11 ноября 1937. В январе 1938 года в Киргизии было официально казнено 26 человек [40] 40. «Советская Киргизия», 11 января 1938. и в Узбекистане — еще 134. [41] 41. «Кизил Узбекистан», 17 января 1938.