Сергей Романовский - От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

Этот звонок не просто вынул голову Булгакова из петли. Он теперь жил им. Он стал для писателя навязчивой идеей. Он все ждал приглашения на встречу, но так и не дождался. В этом контексте надо рассматривать и всю последующую переписку Булгакова с верхами, его письма Сталину 5 мая 1930 г., 30 мая 1931 г. Он знал, что ничего не будет для него делать чиновная сволочь. Но он с маниакальностью обреченного всё напоминал и напоминал о себе. Он потерял самолюбие. Он влюбился в вождя!

А Сталин между тем делал и кое-какие послабления. Так, после письма Булгакова 30 мая 1931 г. Сталин, само собой, выезд писателю не разрешил * * Евгения Замятина за границу выпустили. Как будто чтобы специально еще раз унизить Булгакова. Это известие «оглушило» писателя. , зато позволил поставить «Мертвые души» и «Мольера», а также возобновить «Дни Турбиных».

11 июля 1934 г. Булгаков пишет В.В. Вересаеву: у него появились какие-то нездоровые симптомы – «страх одиночества» (боится улиц). Добили его тем, что всем работникам МХАТА, подававшим прошения, выдали в 1934 г. заграничные паспорта, только ему одному «отказано».

Плюнули в очередной раз прямо в лицо. Булгаков даже слег.

В 30-х годах градус травли Булгакова не понижался. К газетной ругани он давно привык, притерпелся. Знал, чего стоят эти продажные писаки. Но не ведал он, слава Богу, мнения о себе тех, к кому он уповал в своих отчаянных письмах, на кого надеялся, на чью помощь рассчитывал.

… 12 ноября 1931 г. из Сорренто Горький пишет Сталину. В письме том есть слова и о Булгакове: «Булгаков мне “не брат и не сват”, защищать его я не имею ни малейшей охоты. Но – он талантливый литератор, а таких у нас – не очень много. Нет смысла делать из них “мучеников за идею”. Врага надобно или уничтожить, или перевоспитать. В данном случае я за то, чтоб перевоспитать. Это – легко».

Каков заступник? «Белую гвардию» хвалил, «Дни Турбиных» также. «Бегом» восхищался, «Мольера» поддержал… и все же не удержался – «стукнул» Хозяину: Булгаков – враг. Но – не опасный. Он еще сгодится. Так что не торопись ставить его к стенке, «дорогой товарищ».

… Более чем за год до этого «доброжелательного доноса» Булгаков писал своему другу П.С. Попову * * П.С. Попов, литературовед и философ, в 1944 г. написал донос на своего товарища А.Ф. Лосева и занял его кафедру в Московском университете. (См.: Б. Соколов. Три жизни Михаила Булгакова. М., 1997. 432 с.). : «Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним своим шагом, а Судьба берет меня за горло».

Это не совсем так. В 1929 г. Булгаков за несколько месяцев (он все делал быстро) написал «Кабалу святош». Почему вдруг XVII век?

Причина, думаю, в том, что «Бег» к тому времени сняли с репертуара МХАТа, и театр потребовал, чтобы Булгаков вернул аванс. А где его взять? Его давным-давно уже не было. Проще ему написать новую пьесу. И он выбрал, как ему казалось, беспроигрышный (на сей раз) сюжет: жизнь французского комедиографа XVII века. Уж тут-то придраться будет не к чему.

Ошибся, однако, Михаил Афанасьевич. Недооценил свой сатирический дар. Даже если б он выбрал сюжет не из XVII века, а из жизни динозавров в мезозойскую эру, текст все равно был бы антисоветским. Таков масштаб таланта!

Так оно и оказалось. 18 марта 1930 г. Главрепертком «Кабалу святош» благополучно запретил. Булгаков как в воду глядел. Еще 16 января он писал брату Николаю в Париж: «Я обречен на молчание и, очень возможно, на полную голодовку». Уверен, что «Мольера» не пустят на сцену потому только, что его автор – Булгаков.

Качели продолжали раскачиваться: 3 октября 1931 г. «Кабалу святош» все же разрешили к постановке, но потребовали изменить название. Теперь пьеса называлась «Мольер».

Помимо МХАТа изъявил желание поставить «Мольера» и ленинградский БДТ. Но желание прошло быстро. 14 марта 1932 г. договор с автором был разорван.

История эта могла бы выглядеть смешной, если б не была столь гнусной. На сей раз дирекция БДТ заболела диареей после визита в театр начинающего драматурга, но зато фанатичного коммуниста Всеволода Вишневского. Он так умудрился запугать театр, что тот, по словам Булгакова, «выронил пьесу». Оказывается, этот деятель уже успел напечатать в «Красной газете» от 11 ноября 1931 г. статью «Кто же вы?»

Да, оружие меняется, грустно заметил Булгаков. Если Пушкина убивали, глядя ему в глаза, то меня добивают ударами ножей в спину. Чего же испугался БДТ?

Всего. Тогда боялись даже собственной тени. Вишневский, например, обвинил их в том, что они предпочли пьесу о Мольере пьесам самого Мольера. Ну и что? Предпочли. Чего тут? Ан, нет. Испугались. 30 апреля 1932 г. Булгаков написал в одном из писем П.С. Попову: «В последний год на поле отечественной драматургии вырос в виде Вишневского такой цветок, которого даже такой ботаник, как я, еще не видел».