Мармье говорит дальше: «Все стихии [139]имеют здесь добрых или злых гениев, невидимый и мистический мир касается всех сторон мира видимого и занимает все умы своими неопределимыми гармониями и сверхестественными проявлениями. В водах живет чудесный Музыкант, чарующий своей арфой и серебряными струнами ухо и душу рыбака, в лесу — Дух Мечты одиночества, обладающий нежным взором и издающий тихие вздохи, в воздухе старый Один, осужденный на постоянную скачку на своем коне, за всегда ускользающей добычей, за которой он охотится». Нет сомнения, что в этом образе Одина заключен другой, а именно — Небесного Всадника-Вестника Ашвина.
«Недра земли, горы заключают свой мир неутомимых гениев, хранящих алмазы и кующих металлы». Здесь, конечно, тоже переложение образа Небесного Кузнеца Твастыря [140]-Перуна на гениев подземного царства. Это Твастырь-Перун кует в Небесной Кузнице мечи и рала, согласно Ведам. Смешение легенд и перекладывание образов один на другой — постоянное явление в веках. Все народы, имевшие первоначальный стройный мифологический мир, кончали тем, что начинали путать Атрибуты Божеств. За первым смешением Атрибутов следует разделение религии, первоначально целостной, на отдельные культы, а затем на враждующие друг с другом религии, секты и, наконец, за этими изменениями следует смерть религии.
Мармье говорит дальше: «Старые замки, руины имеют [сво]их гостей, таинственных (обитателей), которые хранят развалины».
Как видно, во-первых, из этого описания, лошадь играет большую роль, и сам старый Один скачет во время охоты на своем неутомимом коне. Конная же охота — Иллирийская охота, что видно из рисунков на посуде, найденной в Германии, в могильниках. Эти рисунки, записи при помощи идеографического письма, достаточно многочисленны, и они совпадают с текстом «Книги об охоте», уже цитированной нами в предыдущих трудах на эту тему. Разрозненные упоминания о ней имеются и в Римских, и в Греческих источниках. Что касается духов, населяющих руины, то это общее явление для Славянского религиозного мировоззрения. В символике скачущего на коне Одина есть еще образ Иллирийского быта, а сам Мекленбургский быт является почти копией этого быта. Иллирийцы тоже жили большими поместьями, и челядь, работая в поле, ухаживая за скотом, пользовалась уважением хозяев и жила с ними одной жизнью. Хозяева развлекались охотой, причем любили скачки в поле, в погоне за зверем.
Надо отметить, что Германская мифология в сильной степени насыщена элементами Славянской, а последняя, вероятно, в значительной степени насыщена элементами мифологии Иллирийской.
Мармье говорит, что в старом Шверинском замке «живет Пук, существо невидимое, подвижное, читающее в сердцах людей как Асмодей, [141]которое сторожит день и ночь дворец, помогает чистым сердцем и тревожит без устали тех, на устах которых только фальшивая похвала, а в сердце одно предательство».
В этом абзаце мы без труда узнаем Славянского Домового. Как и в предыдущем случае его образ перекрыт образом Пука, или Пека. На юге Росси, сердясь, люди говорили: «Цур тебе, Пек!» Первое слово — испорченное Щур, т. е. дальний Пращур, уже ставший за давностью священным для каждого человека в силу культа Предков. Пек — второе лицо, сопутствующее Щура. От кого отворачивается Щур, тот принадлежит Пеку. Вероятно, Пек — Дух Зла. Поэтому и ад по-русски — пекло. То ли пекло происходит от «печь, жечь», то ли от того, что там обитает Пек (или Пеки).
Автор говорит о нравоучительных легендах с христианским и Библейским содержанием, как например, о детях, укравших хлеб у бедного пастуха и обращенных в камни, о богаче, отказывающем бедняку в помощи, и дом этого богача погибает от удара молнии. Бедняк укрывается под дубом, куда прибегает и пострадавший богач и там они мирятся. Дуб, как мы указывали в предыдущих работах, есть символ Перуна, а сам Перун — один из Атрибутов Исварога. [142]Поэтому «укрыться под дубом» означает в то же время «прибегнуть к Божьему покровительству», последнее достигается молитвой, и, таким образом, оба эти человека, соединенные несчастьем, сотворили молитву и с ее помощью очистились оба от греха, первый от греха скупости, второй от греха обиды.
Есть еще один сокровенный смысл этой легенды: разделенные земным богатством, эти люди соединились в молитве, объединились в Боге, а в нем они объединились через несчастье, а также через молитву. Обращение детей в камни — это увековечение совершенного греха. Камни должны напоминать людям о тяжести воровства, как грехе.
Читать дальше