Андерс Стриннгольм - Походы викингов

С ними тесно соединялись упражнения, научавшие искусству владеть оружием. Верно и далеко стрелять из луки было искусство, которое требовалось от всякого воспитанного человека. Отводились особенные места для стрельбы, обыкновенно у подошвы пригорка, где собирались для таких упражнений: это называлось «ходить с луком на стрелецкую высоту». Норманны вообще были хорошие стрелки. Олаф Трюггвасон ставил дитя с маленькой дощечкой на голове вместо цели и сбивал стрелой дощечку без малейшего вреда для ребенка. Это упражнение не ограничивалось только верной стрельбой: нужна была сила выстрела, потому что на войне дело состояло не в одной меткости, надобно было пробивать щиты и панцири. Для того необходимы были крепкие, туго натянутые луки и опытная сила владеть ими. Эйнар Тамбаскельфер мог пробивать тупой стрелой слабо натянутую толстую воловью шкуру.

К числу упражнений, требовавших сильной, мускулистой руки и особенно полезных в морских битвах, принадлежало меткое, на далекое пространство, бросание камней рукой или пращами. Другое, в тесном родстве с ним, состояло в метании дротиков с такой силой и верностью, что они не только попадали в цель, но и пробивали ее. Приучались с одинаковой ловкостью бросать обеими руками два копья разом, на бегу ловили дротик врага и бросали его обратно, дрались мечом в одной и копьем в другой руке: все это искусства, в которых многие достигали совершенства.

Известность, получаемая чрез это, подстрекала к постоянным упражнениям и состязаниям, которые имели следствием общую опытность всего народа в военном деле. Воинские упражнения, вместе с телесными, составляли единственные и главные игры того времени: вот причина, от чего и все сражения назывались в древности «воинскими играми», Hudeslek, Bardalek. Этим упражнениям приписывали такую важность, что одна очень древняя рукопись предлагает каждый день заниматься ими: «Потому что, — говорит она, — опытность в военном искусстве не только составляет украшение мужчины, но и главную его работу до тех пор, пока нужда, приходящая без срока и без времени, не велит ему взяться за оружие». Скандинавы считали военное искусство первым из всех искусств и наук, от которого падают и сохраняются государства. Народ, пренебрегающий ратным делом и воинскими занятиями, ни на одно мгновение не может быть уверен в своей независимости.

Развитие телесных и душевных сил до высшей степеь крепости и воинственности было плодом правил, в который воспитывался норманнский юноша, и всей той жизни, которую проживал он в возрасте мужества. Он всегда ходил вооруженный, в населенных и обитаемых местах, на тингах и пирах, и кончал свои споры лучше оружием, нежели словами. Пока законы доставляли небольшую защиту и многое зависело от личной силы и искусства, до тех пор эти личные качества имели больше значения и были важнее по своим действиям. «В древности существовал закон, — говорит однл исландская сага, — чтобы обиженный вызывал обидчика на поединок, Holmgang (сражение один на один на маленьком острове или на огороженном месте)».

Еще до нашего времени сохранился отрывок из закона, имевшего силу в Свитьоде в языческое время. Это постановление такого содержания: «Если кто-нибудь нанесет другому бесчестие бранным словом и скажет: «Ты не мужчина, и сердце у тебя в груди не мужеское», а другой ответит «Я мужчина такой же, как и ты», — тогда они должны cражаться в таком месте, где сходятся три дороги. Если явиться вызвавший на поединок, а вызванный не придет, тогда pугательное название, полученное им, будет ему вместо настоящего имени; ему не дозволяется ни в каких случаях принимать присягу, его свидетельство не имеет законной силы ни за мужчину, ни за женщину. Если же, напротив, явится и, поединок вызванный, а не придет вызывавший, тогда пришедший должен кликнуть его три раза и назвать нидингом (вероломным, бесчестным, негодяем), вырезать на земле знак в доказательство, что сам он готов был на бой; вызвавший должен быть дурным человеком тем более, что не имел духа исполнить того, что сказал. Если же оба явятся на месте в полном вооружении и вызванный падет, тогда платится с него половина виры, положенной за убийство мужчины (Mansbot), Если же падет другой, сказавший ругательное слово и своим языком причинивший убийство, то должен лежать неоплаченный, за смерть его не платится никакой пени».

Насмешек и ругательств не выносила гордость тогдашних храбрых людей. Стерпеть брань было для них несноснее смерти. Так же щекотливые относительно чести, как и свободы, за эти два блага они готовы были отдать все на свете. Требовали от обидчика, чтобы он доказал свои слова честным образом с оружием в руках Нередко случалось, что он, сделав обвинение, сам вызывался оправдывать его на поединке. Тогда уговаривались о времени, месте, оружии. Обыкновенно назначали поединок на третий день, через неделю или более времени после вызова. Поприщем битвы любили выбирать островок или другое огражденное пространство, всего обыкновеннее поблизости мест, где происходили тинги, в тех случаях, когда поединок назначался по приговору тинга, или в отдалении от них, по особенному приговору противников. Островок на реке Эксере в Исландии, Самсе в Дании, Форс и Гитинсе в Роганиде в Норвегии, Дунгиунес, остров на р. Готе и озере Вемери в Швеции называют в сагах как места поединков. По законам поединка, под каждым из противников постилали плащ или кожу, с которой, при начале смертельного боя, они не могли сходить; углы этих подножников должны были находиться один от другого на расстоянии пяти аршин, к ним приделывались кольца, в которые вбивались столбы с головами, называвшиеся Tiosmtr, эти столбы, по установленному обычаю, вбивались с особенными обрядами, при заклинании (Tiosnublot); от подножников отводились три пространства не шире фута, огражденные четырьмя вбитыми колами. Так устроенное место поединков называлось оголенным рубежом (Hasslad mark). Иногда оно выкладывалось камнем и потом часто служило для такого же употребления.