Потом пришли свеоны и мирно поселились подле готов, своих соплеменников; они сделались господствующим народом благодаря не оружию, а высшему уму и большой образованности. Они наживали себе владения и распространяли свое государство только по мере нужды, призывавшей к усилиям и возможности одолеть дикую и упорную природу. Своим настойчивым трудом они могли добывать себе пищу на способы жизни, приобретать собственность и вынуждать с земли умеренную жатву. Разные нужды, которых не могли удовлетюрить ни земледелие, веденное неискусными руками, ни почва, только что выходившая из состояния дикости, надобно было, откинув всякое малодушие, удовлетворять иными средствами — опасными морскими набегами в чужие края, открытой войной, грабежом.
Так в постоянной борьбе с дикой природой, без других способов, кроме добытых напряженным трудом в война со зверями в лесах и с неприятелем на море, принужденные заменять ничтожные средства ловкостью и смелостью, скандинавы сложились в крепкий, привычный к труду, уверенный в своих силах народ. Независимое положение стало у них почетным. Чем была отдельная личность, тем же и вся народная масса — свободным народом, не повелителем, но и не рабом.
Из сходства нравов и промыслов произошло равенств прав. Король имел не более земли, сколько мог обработать сам, подобно другим землевладельцам. Обширность королевских дворов, возникших благодаря такому подходу, был соразмерна нуждам королевского содержания; других источников доходов не находилось в распоряжении короля, потому что он управлял людьми свободными, а не покоренными рабами и данниками. Таким образом он не состоянии был ни жаловать поместьями, ни давать доходные должности, ни возводить своих людей на степень сильных вельмож; народ оставался тем свободнее, а королевкая власть в глазах его тем святее, что король управлял только по законам и при участии народа.
Гото-германские племена, поселившись в завоеванный римских областях, заимствовали многое в образе правления, законах и обычаях у покоренных народов; вместе с первоначальным государственным бытом погибла и германская свобода. Вдалеке от великих народных переворотов скандинавы избежали судьбы, ничего не пощадившей в остальной Европе и произведшей такое смешение народов, религий, образов правления, законов, обычаев и языков — они на своем полуострове остались верными первоначала ной простоте своих нравов; не подавленное иноземным влиянием, древнее государственное устройство образовалось у них в том виде, в каком первоначально принадлежало народной свободе, в естественном согласии с нуждами страны, народным духом и успехами гражданского общества. Это растение пышно раскинулось и принесло прекрасный плод в утесах и горах Скандинавии, между тем как у народов, прежде храбрых и привязанных к свободе не менее скандинавов, в странах, любимых природою с такой материнской нежностью, терны феодализма привольно разрослись на развалинах свободы.
Вообще, до нашего времени остались наиболее свободными те государства, которые всего вернее сохранили основные черты своего первоначального, народного быта; [283]их предостерег опыт, представляемый каждым столетием, с первых до последних страниц истории, что для независимых народов нет ничего пагубнее подражания иноземным учреждениям и нравам. [284]Было время, когда и скандинавов старались познакомить с учреждениями и обычаями феодализма и переселить на шведскую почву отсадки этого чужеземного растения; но там оно не заглушило древней свободы и не было так пагубно по своим последствиям, как в остальной Европе: причина та, что первобытная народная свобода укоренилась глубже и прочнее и что весь народ состоял из сословия свободных домовладельцев, которое в течение тысячелетнего развития так усилилось и окрепло, что древнего народного устройства нельзя было уничтожить совсем. Сословие шведских поселян было верным хранителем и защитником древних нравов; как святое наследие предков, оно сохраняло древнее устройство, сколько позволяли ему трудные обстоятельства и перевороты.
При первом поселении скандинавов на севере и спустя многие столетия после, пока находились еще обширные пустыни и большие леса, никому не принадлежавшие, всякий имел неограниченное право присваивать и возделывать столько необработанной земли, сколько находил нужным. Вероятно, в древнейшее время в Скандинавии, как и в Исландии, определенные участки земли освящались огнем или присваивались с какими-нибудь другими законными обрядами. Когда в Исландии, по случаю новых поселений, пустынной земли стало меньше, свобода присвоения была ограничена тем, что никто не мог брать более земли, нежели сколько мог объехать с огнем в один день. [285]
Читать дальше