Лев Прозоров (Озар Ворон) - Язычники крещёной Руси. Повести Чёрных лет

В подмосковных деревнях ещё в начале XX века ретивые священники собирали у поселян и жгли кумирчики "куриных богов". Следующее поколение будет собирать и жечь иконы.

Ещё более занимательный и показательный эпизод произошёл в том же начале XX века в одном из сел Крестецкого уезда Новгородской губернии. Там в земском суде судился поп с мужиками по совершенно курьёзному поводу.

Прибыв в село, "свеженький", недавно из семинарии поп, что называется, не знал горя, пока прихожане не позвали его с кадилом к жальнику. Жальник, если кто не знает, это такая этнографическая специфика Русского Севера — сельское кладбище (опять!), усаженное деревьями и обложенное по периметру валунами.

В дни поминовения — на девятый день, на сороковой, на годины, на Родительскую субботу, на Радуницу — туда приносят и повязывают на стволы и ветви деревьев подарки покойникам — яркие ленты, платки, иногда целые рубахи или платья.

Короче говоря, вид, сам по себе не слишком радующий христианский взор. А здесь… у края жальника — напоминаю, читатель, Европейская Россия, двадцатый век! — стоят каменные истуканы.

— Кади, батюшка, проси Хозяев о дожде и урожае.

Хотел бы я, читатель, видеть выражение лица священника в этот момент. Впрочем, это желание, конечно, останется в ряду невыполнимых, и нам остаётся лишь попытаться вообразить его по мере сил и возможностей. Уверен — зрелище было запоминающееся.

На возмущённый отказ участвовать в "идолопоклонстве" прихожане невозмутимо ответили пастырю:

— Ничего не знаем. Прошлые батюшки кадили, и ты кади, а то кормить не станем — обязанностев не исполняешь. Зерно-то им жертвовать у нас выборный есть, а кадить прямое ваше, поповское, дело…

Ещё одно моё неисполнимое желание — поглядеть на одного из этих "прошлых батюшек" во время исполнения обязанностей. Что, любопытно, он пел, обдавая ладаном из кадила каменные лики? Впрочем… почитайте-ка, читатель, "Очерки бурсы" Помяловского.

Прошедший такую школу человек ради верного куска хлеба для себя и семьи мог согласиться и на освящение чего-нибудь посерьёзнее — погребальных костров или жертвоприношений тем же истуканам скота.

В конце-то концов приносили же в жертву Илье-Громовнику быков, и что-то я не помню, чтоб многие батюшки протестовали!

Закончилось всё вполне предсказуемо. Из волости приехала полиция, мужичков перепороли, истуканы побросали в реку — вот их, наверно, найти всё же можно — всерьёз поднять архивы, карты, выяснить, в каком именно селе батюшек понуждали кадить каменным кумирам, протралить дно ближних речушек.

Чем Боги не шутят — может, и увидим лица последних языческих кумиров Руси.

А произошла вся эта история незадолго до Первой мировой войны.

В общем-то, в XX веке с русским православием произошло примерно то же, что в XVI-XVII веках приключилось с католицизмом во Франции, Германии, Британии, скандинавских странах. Борясь с "пережитками язычества", оно подрыло собственные основы, подпилило "сук" русской религиозности, на котором и сидело.

После чего, вполне закономерно, полетело вверх тормашками. Искореняя "идолопоклонство" и "обрядоверие", оно — ну совсем как на Западе! — искоренило саму религиозность.

Прекратились языческие культы русской деревни — и, несмотря на все молебны в раззолоченных соборах городов, невзирая на архиерейские обеды и богословские изыски Флоренских и Соловьёвых, православие рухнуло, и рухнула империя.

И если православие кое-как это падение всё же пережило, то… то весь советский период оно в основном сохранялось у часовенок при "чудотворных источниках" у святых могил, деревьев и камней со "следом Богородицы".

Как в Европе католичество спасли от окончательной гибели "плохие католики" Испании и Италии, так и православие выжило за счёт деревенских полуязычников, "обрядоверов", "двоеверцев".

Борьба с язычеством обернулась для христианства фактическим самоубийством. Потому что это, выражаясь словами христианского писателя Клайва Льюиса, был бунт ветви против дерева.

Язычество — это древнейшая религия на Земле. Это и есть собственно религия — и всякая религия настолько жизнеспособна, насколько много в ней языческого, насколько велико в ней почтение к обрядам и "идолам" (ведь даже мусульмане продолжают кланяться во время молитвы древнему идолу Мекки — чёрному камню).

Впрочем, признаюсь, читатель, что судьба христианства мне глубоко безразлична. Небезразлична мне судьба Руси.