Вячеслав Манягин - Апология Грозного Царя

Венецианский посол Липпомано писал об Иоанне как о праведном судье в 1575 году, то есть уже после всех якобы совершенных Грозным "зверств" (3). Другой венецианец, Фоскарини, "говорит с похвалой о правосудии, совершаемым этим несравненным государем при помощи простых и мудрых законов, о его приветливости, гуманности, разнообразности его познаний, о блеске двора, о могуществе армии и отводит ему одно из первых мест среди властителей того времени" (4). Торговые люди из германского города Любека, побывав в России, так же превозносили гуманность Грозного (5). Вероятно, современному читателю представляется странным соединение слов "гуманность" и "Грозный". Здесь надо особо сказать, что Иоанн получил это прозвище от современников не за жестокость, а за страх, который он внушил врагам России своими победами над Казанью и Астраханью. Крымом и Ливонией, Польшей и Литвой. Более того, прозвище царя Иоанна IV Васильевича не уникально. Его дед носил подобное же прозвище. Истории известен также тверской князь Дмитрий Михайлович Грозные Очи (XIV век). Как и Иоанн, он был грозен не своим подданным, а врагам Отечества. Недаром в народе бытовало мнение: "Не мочно царю без грозы быти; как конь без узды, так и царство без грозы" (6).

Конечно, как и каждому правителю, Иоанну приходилось чинить суд и расправу, но суд этот был не только законный и справедливый, но и милостивый. Даже историки, откровенно необъективные по отношению к Грозному, вынуждены признать, что хотя после опалы Сильвестра и Адашева их высокородные покровители пытались путем интриг вновь вернуть временщиков к власти и эти попытки повлекли "репрессии" со стороны царя, "однако, эти репрессии еще не доходили до кровавых казней. Гонения получили решительный характер только в связи с "отъездом бояр" (7). В переводе на нормальный русский язык это означает, что пока интриги были направлены против царя лично, Иоанн, опаляясь на провинившихся, отсылал их от себя, чтобы они "не зрели лица государя". Но когда политические противники Иоанна, уезжая в Литву или Польшу, совершали государственную измену, в силу вступал закон. Причем перебежчики осуждались не по прихоти царя, а по приговору боярского совета. Государственная измена во время войны везде и всегда каралась строго. Как писал сам Иоанн: "Казнили одних изменников - и где же щадят их?" И, как во вес времена, предатели не брезговали добывать себе кусок хлеба (а то и поместье) грязной ложью на свою Родину и государя.

После первых же побед России в Прибалтике по Европе расползлись слухи о "кровожадном" царе Иване и его "адских татарах", бесчинствующих на земле Ливонии. "Тут было все: и женщины, изнасилованные до смерти, и дети, вырванные из чрева матерей, и сожженные жилища, и уничтоженный урожай", - пишет историк и, сам же, словно очнувшись от охватившего его морока, продолжает: "… быть может, в местных летописях есть некоторые преувеличения" (8), гак как "для установления событий этой войны ливонские или немецкие источники не внушают к себе доверия…" (9).

И действительно, творцы слухов пытались, что называется, валить с больной головы на здоровую. На самом деле отношения русских с ливонцами складывались совсем иначе. На территории Ливонского Ордена русские люди и в мирное время были всегда в положении вне закона. Тюрьма была лучшее, на что они могли рассчитывать в Ливонии. Путешественник Михалон Литвин сообщает, что "у ливонцев московитов убивают, хотя московиты и не заняли у них никаких областей, будучи соединены с ними союзом мира и соседства. Сверх того, убивший московита, кроме добычи с убитого, получает от правительства известную сумму денег" (10). Хороший московит - мертвый московит, да? Мы это где-то уже слышали. Интересно, что представляли властям эти цивилизованные европейцы в качестве доказательства совершенного подвига: скальп московита или православный крестик? Так может быть, русские, начав войну, жестоко мстили прибалтам за прошлые обиды? Факты говорят об обратном. Вступив в Ливонию, русские войска не встретили серьезного сопротивления: местное население не стремилось защищать своих немецких хозяев. Одержав ряд значительных побед, русские согласились на перемирие. Более того, Иоанн простил Ливонии большой денежный долг, послуживший поводом к войне, и не стал взыскивать с побежденных контрибуцию "ввиду истощения края" (11). Явление беспрецедентное для истории войн!

Однако, гарнизон Нарвы сорвал перемирие и напал на русский отряд. Военные действия возобновились и взятая 11 мая 1558 г. Нарва по справедливости оплатила долги всей Ливонии. Край был присоединен к России и тут же получил особые льготы. Городам Дерпту и Нарве были даны: полная амнистия жителей, свободное исповедание их веры, городское самоуправление, судебная автономия и беспошлинная торговля с Россией. Разрушенную после штурма Нарву стали восстанавливать и даже предоставили ссуду местным землевладельцам за счет царской казны. Все это показалось так соблазнительно для остальных ливонцев, еще не завоеванных "адскими татарами", что к осени под власть "кровавого деспота" добровольно перешли еще 20 городов (12). Едва ли такое могло произойти, если хотя бы четверть приписываемых русским зверств была истинна. Милосердие к побежденным было типичным для армии Грозного: когда в 1563 г. был отбит у поляков Полоцк, Иоанн отпустил с миром гарнизон, одарив каждого поляка собольей шубой, а городу сохранив судопроизводство по местным законам (13).