Ален Демурже - Жизнь и смерть ордена тамплиеров. 1120-1314

Пытка не была нововведением в судебных процедурах средневековья, «она входила в обычный инструментарий правосудия. Ни у кого не возникало и мысли о недействительности признаний, полученных такими средствами». [548] J. Favier. Philippe le Bel. Op. cit. P. 442. Но это неверно. Во время дела тамплиеров пытка вышла на первый план, о ее использовании открыто говорили и ставили под сомнение добытые с ее помощью признания — и это в то самое время, когда шел процесс. А вот это уже новшество. Существовало два мира. Мир пытки, где тамплиеры признавались во всем и в чем угодно; в него входила Франция и ее сателлиты — Наварра, Прованс, Неаполь и папское государство. И другой мир, где ее не применяли вовсе или применяли с запозданием и неохотно и где тамплиеры не спешили с признаниями, — Иберийский полуостров, Северная Италия, Германия и Англия. Однако этот второй мир был не менее жестоким и беззаконным, чем первый.

Тамплиеры, встававшие на защиту ордена, умели делать различие между этими двумя мирами. Четыре представителя ордена, представшие перед папской комиссей в Париже 7 апреля 1310 г.,

сказали, что во всем мире, кроме королевства Франция, невозможно найти ни одного брата ордена Храма, который произносит или з прошлом произносил подобные лживые слова, на основании чего можно ясно увидеть причину, по которой эта клевета звучит только в королевстве Франция: потому что те, кто это сказал, свидетельствовали, находясь под действием страха, молитв или денег (р. 183).

«Современная» пытка, если так можно выразиться, родилась в конце XIII в. вместе с современным государством. Она берет начало с инквизиции. Последняя была сформирована в 1235 г. с целью искоренять ереси. В то время это дело было поручено нищенствующим орденам, францисканскому и, главным образом, доминиканскому, так как для этого последнего ордена борьба с ересями являлась основным призванием.

Римское право не признавало действительными признания, полученные с помощью запугивания или насилия. Каноническое право тоже. По крайней мере, до середины XIII в. Булла « Ad extirpendam», изданная папой Иннокентием IV, недвусмысленно называла пытку средством достижения истины, когда речь идет о ересях. Папа прямо предписывает пытать и при этом приводит применение этого средства в строгую систему. В 1265 г. Климент IV подтвердил эту буллу, а в 1311 г. Климент V приказал истязать тамплиеров там, где это еще не было сделано. Таким образом, пытки применялись в странах, где инквизиция пользовалась неограниченной властью или находилась в руках государства, желавшего к ним прибегнуть: так обстояло дело во Франции, но не в Венеции.

Филипп Красивый дал приказ о применении пыток по просьбе инквизитора Гильома Парижского, хотя в действительности французская инквизиция полностью зависела от короля. Приостановив работу инквизиторов в ноябре 1307 г., папа лишил действия Филиппа их законного прикрытия. Именно этим объясняется давление на папу, оказанное королем, чтобы добиться восстановления полномочий инквизиторов.

В Англии инквизиторов не было. Поэтому потребовалось направить туда инквизиторов с континента, которым только через несколько долгих месяцев удалось добиться применения пыток (впрочем, без особого успеха). По решению государственных властей пытки не использовались ни в Испании, ни в Валенсии. В Равенне архиепископ Ринальдо да Конкорреццо, руководивший расследованием, также отказался от их употребления.

Современники процесса почти не понимали роль пытки. Большинство историков того времени были церковнослужителями, как правило, конформистами, которые считали применение пыток к еретикам нормальным. Поскольку и во Франции, и в Англии они приняли описание ситуации в версии короля Франции, признания их не удивляли. [549] S. Menache. Contemporary Attitudes Concerning the Templars' Affair: Propaganda's Fiasco? //Journal of Medieval History, 8 (1982). P. 135–147. Для них пытка была обыденным явлением. По словам автора «Хронографии франкских королей», «тамплиеры — воины, которых нелегко напугать».

Ряд современных историков, в той или иной степени, разделяет эту точку зрения. Как утверждают, Моле так и не узнал пытки, однако он признался в чудовищных грехах, присываемых ордену Храма. Что это доказывает? Либо он говорил правду, и тамплиеры были виновны, и тогда у Филиппа Красивого были причины их преследовать, либо он поддался страху, а значит, не отличался мужеством. Орденом руководила бездарность, отражавшая посредственность самой организации. В конечном счете виновен был орден Храма или нет, имело очень мало значения. Однако мне кажется, что историки поспешили с вынесением приговора по делу ордена, сведенному к делу Моле. [550] Здесь я имею в виду слишком торопливые, слишком хлесткие, на мой взгляд, страницы Ж. Фавье в книге «Philippe le Bel».