Фрэнсис Гарт - Кларенс (Трилогия - 3)

Внезапно их взгляды встретились; она заметно побледнела; ему даже показалось, что она оперлась на руку своего кавалера. Потом она снова встретила его взгляд, так же быстро покраснела и посмотрела на него с умоляющим выражением страдания и страха. Брант не был самонадеян, он понимал, что ее волнение вызвано не просто встречей с ним, - тут было другое. Он поспешно отвернулся, а когда через минуту оглядел комнату, ее уже не было.

И все-таки он чувствовал смутное раздражение. Неужели она считает его таким глупцом, который способен поставить ее в неловкое положение, позволив себе узнать ее без ее согласия? Или она думает, что он способен использовать услугу, которую она ему оказала? Или - мысль уже вовсе оскорбительная! - она слыхала, что он в немилости, знает причину этого и боится, что он втянет ее в расследование, чтобы реабилитировать себя? Нет, нет, так думать она не может! Скорее она раскаивается в том, что сделала во внезапном порыве великодушия, она вернулась к своим прежним симпатиям вот почему ее так поразила встреча с единственным свидетелем ее необдуманного порыва. Ладно, пусть не беспокоится! Впредь он будет тщательно избегать ее. Но все же... да, здесь есть какое-то "все же"! Он не мог забыть - за последние три недели он вспоминал об этом чаще, чем ему бы хотелось, - что из всех людей она одна пожертвовала собой ради него, ее врага и обвинителя, человека, который едва соблюдал вежливость по отношению к ней. Стыдно было сознаться, но эта мысль приходила ему в голову у изголовья жены, в час ее побега и даже на том роковом склоне, где его настигла пуля. А теперь с этой отрадной мечтой приходится расставаться, как со всеми прочими иллюзиями: девушка, которая с такой преданностью помогла ему, стыдится своего поступка! На его лице промелькнула горькая улыбка.

- Ну, теперь понятно! Меня все женщины спрашивают, кто этот интересный Мефистофель с горящими глазами, который бродит по моим комнатам, точно высматривая жертву. Да вы улыбаетесь, совсем как бедняга Джим, когда он, бывало, изображал Кровавого Дика!

Голос Сюзи и странное сравнение заставили его очнуться.

- У меня есть все основания сердиться, - отвечал он с более мягкой улыбкой, хотя глаза у него еще сверкали, - я должен ждать, пока единственная женщина, ради которой я сюда пришел, которую я так давно не видел, уделит мне несколько минут, чтобы поговорить о былых днях, ведь все эти куклы танцуют перед ней каждый вечер.

Он говорил совершенно искренне, хоть и почувствовал легкий укор совести, увидев даже сквозь слой пудры, что ее щеки быстро покраснели, как в старину.

- Вот теперь вы совсем прежний Кларенс! - сказала она, пожимая ему руку. - Но поговорить нам сейчас не удастся. Когда гости разойдутся, мы с вами пойдем закусить и поболтаем в оранжерее. А пока бросьте ваш ужасно злой вид и поухаживайте за дамами.

Повинуясь все тому же чувству, он исполнил желание хозяйки. Его несколько развязный тон с дамами вполне отвечал демонической репутации, которую он приобрел, сам не зная как Дамы с нескрываемым восхищением прислушивались к острым, саркастическим речам красивого офицера, возбуждавшим любопытство и зависть у мужчин. Он заметил, что те перешептываются, поднимают брови, презрительно пожимают плечами, и понял, что история его немилости у всех на устах. Боюсь, что это только усилило его безрассудство и торжество. Раз ему показалось, что он видит вдали мисс Фолкнер и что она следит за ним, но он лишь удвоил внимание к своей красавице соседке и больше не оглядывался.

И все же Кларенс обрадовался, когда гости стали расходиться и громадные комнаты опустели, а Сюзи появилась под руку с мужем и кокетливо напомнила о его обещании:

- Мне хочется поболтать с вами о старине. Генерал Брант, - пояснила она Бумпойнтеру, - женился на моей приемной матери в Калифорнии, в Роблесе, в милой старой усадьбе, где я провела свои молодые годы. Так что мы почти родственники, - прибавила она с очаровательной наивностью.

У Бранта промелькнули в памяти слова Хукера, когда он хвастался своим родством с сенатором, но сейчас они вызвали у него только улыбку. Он чувствовал, что уже получил четкую роль в легкомысленной комедии, которая разыгрывалась вокруг. Зачем противиться, зачем слишком пристально всматриваться в чужую мораль?

Он предложил Сюзи руку и повел ее вниз, а она, не задерживаясь в столовой, отдернула кисейную занавеску и, многозначительно сжав его руку, увела его в залитую лунным светом оранжерею. За занавеской стоял простой маленький диванчик. Она опустилась на него, не выпуская его руки, и, когда он сел рядом, их пальцы встретились во взаимном пожатии.