Мариан Белицкий - Шумеры. Забытый мир

Согласно старинному обычаю, принятому, например, у древних иудеев, сын мог при жизни отца потребовать выделения своей доли наследства. В этом случае в суде оформлялся соответствующий документ и сын уже не мог претендовать на участие в дележе отцовского наследства после смерти отца, даже если состояние отца в результате каких–то удачных сделок существенно увеличилось. Приданое матери после её смерти также делилось между детьми.

Дочери, как правило, имели равные права наследования с сыновьями. Если девушка становилась жрицей, она получала свою часть наследства при жизни родителей.

Членами семьи являлись не только дети от законной жены, но и от наложницы, с той лишь разницей, что признание законных прав ребёнка наложницы зависело от воли отца. Однако признание отцовства ещё не ставило ребёнка наложницы в равное положение с детьми законной жены. Что касается приёмных детей, то закон стоял на страже их интересов. Усыновление, как мы уже говорили, было широко распространено в Шумере: в семью принимались и найденные дети, и дети, добровольно отданные бедняками. Составлявшийся в суде специальный документ гарантировал равные права приёмного ребёнка с остальными детьми в семье. Как рассказывает один из документов девятого года царствования Шу–Суэна, царский министр Ирнанна вёл процесс по делу о девочке, которую «взял на воспитание» некий Акалла. Поскольку Акалла умер, обязанность заботиться о ребёнке перешла к двум его дочерям. Однако те не пожелали выполнять свой долг. Родственники девочки подали жалобу в суд, и дочерям Акаллы пришлось заботиться о ребёнке.

Приёмный отец мог прогнать от себя усыновлённого ребёнка, но в этом случае последний имел право на часть движимого имущества отца. Если приёмный сын отказывался от своего второго отца или, найдя настоящих родителей, пытался вернуться к ним, его клеймили и продавали в рабство.

Наряду с рассмотренными выше будничными, бытовыми, до некоторой степени формальными делами шумерские суды занимались и уголовными преступлениями: кражами, мошенничествами, убийствами. Обратимся к этой «изнанке жизни», отображённой в судебных документах, в особенности в тех, интерпретация которых в связи с хорошей сохранностью текста оставляет минимальные возможности для каких–либо сомнений.

Итак, на восьмом году правления царя Амар–Зуэна (2038 г. до н. э.) человек по имени

Наннакиага, сын Лугальадды, донёс энси города… что его обворовали. Тот [энси] послал с ним Ур–Мами в качестве машкима. Наннакиага отвёл его к тому человеку, которого он подозревал в совершённом преступлении. Однако не было установлено, что это именно он совершил кражу…

Как много интересной информации содержится уже в первых коротких фразах этого документа! Мы узнаём, что жалоба была подана непосредственно энси, что назначенный правителем машким сам вёл следствие по этому делу, что следствие не обнаружило виновника кражи. В следующей, не приведённой здесь, сильно повреждённой части этой таблички говорится о том, что предполагаемый преступник предстал перед судом.

Трудно сказать, как обстояло дело в действительности: то ли машким при всём старании не сумел справиться со своей задачей, то ли обвинение было необоснованным. Текст второй половины таблички слишком повреждён, чтобы можно было строить какие–либо предположения. Мы помним, что машкимы выполняли функции судебных исполнителей, так сказать, «на общественных началах». Неудивительно, что ведение следствия могло представлять для них известные трудности. Не ставя под сомнение ни способностей, ни тем более честности Ур–Мами, мы тем не менее приведём протокол «процесса о ста восьмидесяти овцах», из которого следует, что в Шумере и среди машкимов встречались люди, нечистые на руку.

Это дело слушалось в городе Умма, на десятом месяце шестого года правления царя Шу–Суэна.

Некий Наба требовал, чтобы человек по имени Сула–лум вернул ему овец — предмет их длительного спора. В этой распре судебным исполнителем был некий Турамили. Дело ещё не было решено, когда Наба умер. Через какое–то время его сын подал жалобу губернатору, требуя, чтобы ему вернули отцовскую отару. Энси поручил ведение следствия другому. В ходе следствия Сулалум хитрил, утверждал, будто овец было не сто восемьдесят, а всего тридцать и что их куда–то угнал пастух. Вскоре выяснилось, что пятнадцати овцам «было позволено уйти» в отару Турамили. Последний же заявил, что эти овцы были его собственностью и что он только поручил Сулалуму пасти их. По–видимому, на этом следствие закончилось, и машким передал дело в суд. Свидетели, вызванные в суд в соответствии с шумерской судебной процедурой, дали показания, противоречившие и тому, что говорил Сулалум, и тому, что утверждал Турамили. По их словам, овцы принадлежали Набе.