Николай Зенькович: Тайны ушедшего века. Границы. Споры. Обиды

Такая же картина наблюдалась и в литературно-художественной периодике. Главный журнал белорусских писателей «Полымя» («Пламя») на национальном языке имел средний тираж от 6 до 8 тысяч экземпляров, его русскоязычный, такой же «толстый» собрат «Неман» – более 200 тысяч. Весьма скромными тиражами – от 5 до 10 тысяч – выходили другие литературно-художественные и общественно-политические журналы, печатавшиеся на белорусском языке. И уж совсем парадоксальная ситуация сложилась в книгоиздании. Например, высокоталантливые повести Василя Быкова, выходившие на белорусском языке небольшими тиражами, оставались невостребованными в книжных магазинах. Но стоило перевести их на русский, и двухсоттысячные тиражи исчезали с прилавков в считанные дни.

Для заполняемости зрительного зала Белорусского академического государственного театра имени Янки Купалы, спектакли в котором ставятся традиционно на белорусском языке, приводили обычно солдат, курсантов, учащихся – по разнарядке. Не спасали и громкие имена авторов остроконфликтных пьес – Андрея Макаенка, например. Но те же постановки в русском переводе собирали полные залы и очереди в театральных кассах. На бытовом уровне громадной популярностью пользовался репертуар певца Ярослава Евдокимова и Виктора Вуячича, композитора-песенника Эдуарда Ханка. Они творили по-русски.

Была ли белорусская эстрадная песня? Да, была. Но, за редким исключением, народ ее не пел. Отдавали предпочтение тем, кто писал и пел по-русски! И дело здесь не в степени таланта: белорусскоязычные поэты и композиторы не уступали русскоязычным, но произведения первых в основном звучали только на государственном радио. Как ни парадоксально, но коренные жители Белоруссии пели песни пришельцев.

Пришельцы, таким образом, не ощущали, что живут в чужеродной среде. Их окружала привычная обстановка, ненамного отличавшаяся, скажем, от той, в которой они жили раньше, где-нибудь в Смоленске или Брянске. Вокруг – такие же славянские лица. Русская речь повсюду – в магазине, на работе, на улице. По радио и телевидению, где передачи на белорусском языке были крайне редки. Названия учреждений и организаций, улиц, площадей, торговых точек, предприятий сферы бытового обслуживания – тоже на русском. В некоторых случаях – на двух языках, особенно если это касается органов государственного управления. Остановки в городском транспорте водитель объявляет по-русски. Преобладающая часть газет, журналов, книг – тоже на родном языке десятой доли некоренного населения. Никакого дискомфорта!

Наоборот, причастность к русской нации даже как-то выделяла из общей массы. И хотя внешне трудно отличить белоруса от русского – оба принадлежат к славянскому типу – разница все же есть. Первое, что выдает происхождение белоруса – это произношение. Оно неистребимо и стало хрестоматийным примером дружелюбного подначивания: «Благодару, я не куру» .

Белоруса безошибочно узнаешь по твердому «р» и мягкому, фрикативному «г», как бы ни стремился он старательно говорить по-русски. Да еще по забавному смешению русских и белорусских слов. Деревня в Белоруссии традиционно говорит по-белорусски. Город – по-русски. Молодежь, приехав в город, хочет выглядеть посовременнее. Она чутко прислушивается к говору окружающей среды, улавливает красиво звучащие слова и, стесняясь своего недавнего деревенского прошлого, перенимает новую лексику. Но – сбивается, путается, поскольку прошлое крепко держит, не отпускает так запросто. И люди невольно ощущают свою ущербность, второсортность.

Это происходит оттого, что белорусский язык с давних пор считается языком «мужицким». На нем говорили бедные люди – крестьяне и мелкие ремесленники. Важные господа в Белоруссии, в зависимости от того, кто в ней властвовал, разговаривали соответственно то на польском, то на русском языке. По-белорусски не общались даже более-менее состоятельные белорусы. Это был язык черни, плебеев. К чему его изучать, если обучение в Польше, а потом в Российской империи велось на государственных языках этих стран. Бесполезное, бессмысленное занятие!

Бытовало снисходительно-сострадательное отношение к белорусам, навеянное, в частности, некоторыми литературными образами русского поэта Николая Некрасова. До сих пор кое-кто в Москве смутно представляет, что белорусы – это отдельная, самостоятельная нация, которая дала той же России немало звучных имен.

Это просветители, основатели первой типографии в Москве Петр Мстиславец и Иван Федоров, воспитатель Петра I Самойло Петровский-Ситненович, известный как Симеон Полоцкий; основоположник московской пушкарской традиции Андрей Чохов – тот самый, отливший «Царь-пушку»; автор первой фундаментальной «Истории Российской» Василий Татищев; писатели Тадеуш (Фаддей) Булгарин, Федор Глинка, Федор Достоевский, Дмитрий Писарев, Александр Твардовский, Михаил Исаковский, Ярослав Смеляков, Юрий Олеша (из борисовской шляхты), Евгений Евтушенко (предки из деревни Хомичи Гомельской области). Из белорусских родов произошли писатели Александр Грибоедов и Александр Грин. Владимир Высоцкий – и тот имел белорусские корни: он из Мещанской слободы в Москве, с ХVII века заселенной белорусами.