Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека

— Тайные советско-германские контакты в начале войны? Нет, мне о них ничего не известно. С натяжкой можно говорить о второй половине. А о первой, нет, не слышал.

— Во второй, говорите, были? Примерно в какой период?

— В сорок третьем, 16 июня, в шведских газетах появились сообщения о контактах между советскими и германскими представителями. Встречи якобы проходили в Стокгольме. А через день, 18 июня, в советской прессе уже можно было прочесть опровержение ТАСС, отрицавшее подобные контакты. Столь завидная оперативность объясняется тем, что Сталин хотел, наверное, упредить возможные запросы союзников, разведка которых докладывала Черчиллю и Рузвельту об имевшейся информации относительно встреч советских и германских представителей.

— Николай Исидорович, вы рассказываете потрясающие вещи! Об этом у нас никто и нигде не писал… И кто мог быть инициатором этих контактов?

— И Гитлер, и Сталин — оба в равной степени. В дневнике Геббельса за 23 сентября 1943 года есть любопытная запись. Беседуя с Гитлером о положении Германии, Геббельс сказал ему, что надо идти на соглашение с одной из сторон — война на два фронта приведет к катастрофе. Гитлер ответил: он предпочел бы переговоры со Сталиным, учитывая сотрудничество с ним в 1939–1941 годах, но сомневается в успехе.

— А Сталин? Ему-то зачем были эти контакты? Он только что выиграл Курскую битву, и исход войны был ясен для многих…

— Американские историки считают, что стокгольмские контакты с представителями Гитлера должны были сделать, по замыслу Сталина, более сговорчивыми союзников, в том числе и по вопросу открытия второго фронта. Перед подготовкой Тегеранской конференции Молотов конфиденциально уведомил союзников, что контакты в Стокгольме были предприняты по инициативе Германии.

— Действительно, гадай, то ли это дезинформация с далеко идущими целями, то ли подлинный факт. А в начальный период войны такие контакты не могли иметь места?

— Могли, но о них нет достоверных сведений.

— А показания Берии?

— Представляете, какой мощной силы эта бомба? Если бы допрашивавшие были на все сто процентов уверены в ней, разве они не преминули бы использовать ее в открытой печати? Пропагандистский эффект был бы грандиозный. Не использовали потому, что не было уверенности. Как и в обвинении Берии в том, что он английский шпион. Доказательств не было и нет. Это как бы подразумевалось, но ни один высокопоставленный автор и близко не касался данной темы. Факт-фантом, версия-мистификация. Очень удобная, между прочим, вещь для компрометации.

Такой разговор, повторяю, состоялся у меня с Н. И. Ножкиным в 1992 году. Военный исследователь полагал, что слухи о попытках Берии прозондировать почву у Гитлера относительно заключения второго Брестского мира в 1941 году, когда уже вовсю полыхала война, — из разряда тех же, что и связи Берии с английской разведкой.

— Но ведь и Хрущев утверждает: Сталин через ведомство Берии пытался договориться с Гитлером о заключении мира, — не отступал я.

— Хрущев в тот период был далек от Кремля. Война застала его в Киеве, потом он занимал должности члена Военного Совета ряда фронтов и в Москве бывал короткими наездами. Поэтому подобного уровня информацией он не мог обладать. Однако же сразу ухватился за нее. Политически она ему была очень выгодна. С одной стороны, помогала изобличить Берию, а затем и Молотова, когда тот поднял голос против Хрущева. С другой — представляла в неприглядном свете Сталина. Метался, мол, потерял голову, не знал, что предпринять. Заключением унизительного, позорного мира хотел купить выход из тупика, в который собственная его политика завела страну и его самого.

В конце декабря 1994 года у меня зазвонил телефон. В трубке я сразу узнал голос Николая Исидоровича:

— В сорок первом попытки выхода на Гитлера из Кремля, кажется, все-таки были…

— Обнаружены документы? — присвистнул я.

— Нет. Познакомился с человеком, который слышал рассказ Москаленко о допросе Берии. Генерал, участник войны. Однажды в компании за праздничным столом Москаленко разговорился.

Ножкин по телефону пересказал содержание. Речь шла о секретной встрече Сталина, Молотова и Берии с болгарским послом Стаменовым. На следствии Берия показал, как шли переговоры. Сталин не проронил ни одного слова. Молчал якобы и Берия. От имени советского правительства говорил Молотов — об этом условились заранее.

Нарком иностранных дел и первый заместитель Сталина по Совнаркому обратился к болгарскому послу с просьбой связаться с Берлином.