Ричард Пайпс - Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками 1918 — 1924

Видя нарастающую угрозу извне и изнутри, донские казаки заколебались в своей лояльности Каледину и начали осуждать его за союз с Алексеевым и Корниловым. Казачий старшина выразил широко распространенное мнение: «Россия? Конешно, держава была порядошная, а ноне произошла в низость… Ну и пущай… у нас и своих делов немало собственных…» 37Видя вызов собственной власти, наблюдая распространение анархии в отечестве и неспособный остановить его, отчаявшийся в будущем России, Каледин покончил с собой (29 января/11 февраля 1918 года). Следующие три месяца, вплоть до избрания генерала П.Н.Краснова (май 1918), донское казачество жило без атамана.

На Дону нарастало возмущение, красные подходили все ближе, и Корнилов понял, что может попасть в окружение 38. Перед тем как совершить самоубийство, Каледин обратился к генералам с призывом отводить их небольшое войско на земли кубанских казаков, которые, по его мнению, могли отнестись к белым более дружественно, ибо в их среде было меньше «иногородних». Корнилов решил последовать этому совету. В ночь с 21 на 22 февраля (н.с.). [Новый стиль был введен в России в феврале 1918 года. До того времени Россия жила по так называемому Юлианскому календарю, отстававшему в XX веке от Григорианского на тринадцать дней.]. Добровольческая армия оставила Новочеркасск и Ростов и направилась на юг, идя, по словам Деникина, «к черту за синей птицей» 39. Точное количество участников легендарного «Ледяного похода» Добровольческой армии определить невозможно; скорее всего, их было около 6000 человек, из которых от 2500 до 3500 боевого состава, остальные — гражданские лица. Двигаясь за нею по пятам, армия Антонова-Овсеенко вошла в Новочеркасск и в Ростов.

Небольшой отряд добровольцев продвигался по вражеской территории, отражая нападения «иногородних» и дезертиров, борясь с лютым холодом и ледяным дождем, страдая от недостатка продовольствия, одежды и оружия. Им приходилось отвоевывать каждый шаг проделанного пути. Не существовало базы для выхаживания раненых; потери личного состава восполнялись призывом кубанских казаков. Армия была отрезана от остального мира: ее друзья в Москве не имели ни малейшего представления, где она находилась, существовала ли она вообще.

Самый трагический эпизод Ледяного похода произошел во время осады столицы кубанских казаков, Екатеринодара. 13 апреля Корнилов из стоявшего на отшибе хутора руководил операцией: около 3000 добровольцев, поддержанных 4000 казацкой кавалерии и 8 полевыми орудиями с 700 снарядами, пошли на штурм города, удерживаемого 17 000 красноармейцев, вооруженных 30 орудиями и имевших превосходные запасы снаряжения 40. Красная артиллерия взяла хутор на прицел, и Корнилова уговаривали покинуть командный пункт, но он был слишком занят, чтобы прислушаться к совету. Он склонялся над картой в то время, как снаряд попал в цель: взрывом его отбросило к печи, и, с переломами черепа, генерал погиб под рухнувшим потолком 41. Гибель Корнилова явилась тяжелым ударом по боевому духу армии, поскольку генерал Антон Деникин, принявший верховное командование (он едва избежал смерти от того же снаряда), не обладал ни его обаянием, ни его дарованиями. Корнилова похоронили в безымянной могиле, после чего Деникин приказал снять осаду Екатеринодара и продолжать поход. После того как Добровольческая армия отошла, большевики откопали останки Корнилова, с триумфом пронесли их по всему городу, затем изрубили на мелкие части и сожгли 42.

История сурово осудила Деникина, такова участь всякого генерала, проигравшего войну. При сложившихся обстоятельствах, однако, он оказался не так уж плох и обладал достаточно хорошим стратегическим чутьем в сочетании с личностной целостностью и глубокой преданностью делу, хотя, безусловно, не был ни сильной личностью, ни эффективным руководителем 43. О высоких интеллектуальных качествах Деникина свидетельствуют пять томов написанных им воспоминаний, пример редкостной объективности и настолько же редкостного отсутствия злопамятности. Один из его гражданских помощников, К.Н.Соколов, склонный сурово критиковать деятельность Деникина, о нем лично говорит в превосходных выражениях, рисуя портрет «типичного русского интеллигента» 44. Главное свойство Деникина было «обаяние, которому невозможно было противиться». Его внешность «была совершенно обыкновенной. Ничего величественного, ничего демонического. Простой русский армейский генерал со склонностью к полноте, с крупной лысой головой, обрамленной венчиком редеющих седых волос, остроконечной бородкой и закрученными усами. Но была завораживающая, застенчивая серьезность в его несколько неловкой, замедленной повадке, в его прямом настойчивом взгляде, растворявшаяся мгновенно в добродушной улыбке, заразительном смехе… В генерале Деникине я видел не Наполеона, не героя, не вождя, но просто честного, надежного, доблестного человека, одного из тех «добрых» русских, которые, если верить Ключевскому, вывели Россию из смутного времени». [Соколов К.Н. Правление генерала Деникина. София, 1921. С. 39–40. Деникин, как и многие антикоммунисты, усматривал параллель между испытаниями своего времени и периодом за три столетия до него, поэтому и мемуары его носят название «Очерки смутного времени».]. Несмотря на то, что левые противники называли Деникина «реакционным монархистом», более верно его политические убеждения определил советский историк, назвавший их «право-октябристскими», то есть либерально-консервативными 45. Из написанных генералом воспоминаний видно, что он сочувствовал Движению освобождения, приведшему к революции 1905 года. В целом, однако, Деникин оставался верен традициям русской армии, считая политическую деятельность несовместимой с положением кадрового офицера 46.