В итоге Добржинский принимает далеко не простое решение — назвать всех агентов своей резидентуры, еще остававшихся на свободе. Лишь одно условие выдвинул он при этом — чекисты должны ограничиться высылкой их в Польшу.
Обдумав требования Добржинского, взвесив все «за» и «против» такого компромисса, Артузов доложил свои предложения председателю ВЧК.
Дзержинский просил довести до сведения арестованного, что после проведения следствия и установления полной картины деятельности резидентуры все агенты, являющиеся польскими гражданами, будут высланы за пределы РСФСР. По названным Добржинским адресам выехали группы чекистов. Сам же Игнатий Игнатьевич в сопровождении Артузова и его помощников направился в Петроград, где ему предстояла встреча с заместителем резидента — Стецкевичем, внедрившимся на центральную военную радиостанцию. Чекисты уже знали от Добржинского, что Стецкевич давно тяготится связью с польской разведкой, никакой активной работы не ведет, не раз в беседах со своим руководителем высказывал сомнения в правильности политической линии Пилсудского и даже заявлял о сочувствии большевикам, в рядах которых сражался с белогвардейцами и геройски погиб его старший брат.
Убеждать Стецкевича долго не пришлось. Уже на следующий день после встречи с ним Добржинского польский разведчик добровольно явился в номер гостиницы, где расположился Артузов, рассказал все, что ему было известно о разведывательной работе пилсудчиков в Петрограде, и выразил готовность выполнять поручения чекистов.
В общей сложности к концу июля Особый отдел ВЧК арестовал более десятка тайных помощников Добржинского, но, как и обещали чекисты, все польские офицеры после окончания следствия были через особистов Западного фронта переданы представителям пилсудских войск.
Что же касается самого Игнатия Добржинского, а также Виктора Стецкевича, они окончательно решили остаться в Советской России и помогать органам ВЧК в раскрытии диверсионных и террористических ячеек польской разведки.
Нельзя сказать, что далось это Добржинскому без душевных сомнений, раздумий и расчетов. Можно было, надеясь на снисходительность со стороны чекистов и военного трибунала, отбыть назначенный срок заключения, а затем заняться мирным трудом — к примеру, учительствовать, ведь за плечами как-никак два курса историко-философского факультета Московского университета. Это не то, что активно включиться в борьбу со своими бывшими хозяевами, которым поручик Добржинский служил отнюдь не за деньги, не за чины и награды. Не оставляла Игнатия Игнатьевича и тревога за судьбу брата, скромного музыканта Варшавского театра, единственного оставшегося в живых родного человека, который теперь становился заложником у белополяков.
На другую чашу весов легло разочарование в идеях Пилсудского, а также убедительные аргументы Мархлевского и Артузова. Не обошлось, видимо, и без революционного романтизма, надежды на близкую победу трудящихся, по крайней мере, в европейских странах.
И выбор был сделан. Вскоре педантичные клерки во втором отделе польского Генштаба занесли в досье на Добржинского следующее: «До мая 1920 года возглавлял разведывательную резидентуру в Москве, перебежав к большевикам, в настоящее время работает в ВЧК». Для офензивы он стал «чужим».
Но стал ли он «своим» для чекистов? Вернемся к письму Филиппа Медведя. Вот еще строки из него: «…они молодые, вели ответственную работу у белополяков и слишком скоро перешли на нашу сторону (после ареста) и стали убежденными коммунистами…» Не вполне доверял Добржинскому и особоуполномоченный Особого отдела ВЧК Роман Александрович Пиляр, участвовавший в следствии по его делу. Сомнения оставались и у Артузова. Было ясно, что необходима дальнейшая проверка Добржинского, и поэтому Артузов включает его, а также Стецкевича в оперативную группу, выезжающую на Западный фронт для оказания содействия местным чекистам в ликвидации подпольных групп «Польской организации войсковой», совершавших взрывы и поджоги в тыловых районах.
В списках группы Игнатий Добржинский значился уже как сотрудник для особых поручений под фамилией Сосновский. Этот псевдоним закрепился за ним на все последующие годы, поэтому и я буду так его называть.
Прибыв на Западный фронт, Сосновский по поручению Артузова отобрал из числа военнопленных поляков небольшую группу людей, способных выполнять задания особистов. Одним из критериев отбора явилась причастность к «Польской организации войсковой» (ПОВ).
Читать дальше