Сергей Кремлёв - 10 мифов о 1941 годе

Челябинское пополнение было хорошее, народ дрался хорошо и крепко дрался.

СТАЛИН. Эти мужики серьезные.

МЛАДЕНЦЕВ. Хорошо дрались…»

На апрельском совещании 1940 года в ЦК были подробно изучены провалы и обобщён положительный опыт финской войны. Атмосфера совещания была деловой и, одновременно, — раскованной, товарищеской. Выступило почти пятьдесят человек, в том числе сам Сталин с заключительной речью.

И после этого, как я понимаю, Сталин решил, что военные из «финских» провалов необходимые уроки извлекли и в возможной войне с немцами прежних ошибок не повторят.

Увы, начало Большой войны показало обратное…

Внимательный читатель может, впрочем, спросить: «Но где же последовательность автора? То он хвалит генералов РККА, то их осуждает… Но разве маршал Тимошенко или генерал армии Жуков, или генерал-лейтенант танковых войск Федоренко, начальник Главного автобронетанкового управления РККА, чем-то принципиально отличались от того же генерал-майора Кондрусева? Сложись иначе, тот же Кондрусев мог бы сидеть в ГАБТУ, а Федоренко — лежать в поле под Александровкой… Виноваты не столько конкретные люди, сколько система…»

И читатель, как ни странно, будет во многом прав. Вот только «системе», которая программировала будущие провалы, было к июню 1941 года не двадцать четыре неполных года (считая от ноября 1917 года), а добрых шестьсот с большим гаком лет, считая со времён развитого монголо-татарского ига. Это тогда в русском народе — широком и вольном, как русская природа, — наряду с народом Иванов, копившим силы для Куликова поля, начал складываться также народишко Ванек и Манек, всегда готовых целовать тогда — иноземный, а позднее — просто барский сапог.

Народ Иванов жил по правилу: «Служить, так не картавить, а картавить — так не служить!»

Народишко Ванек существовал по правилу: «Не сметь своё суждение иметь»…

Причём этот второй, мелкий и слабодушный, народишко Ваньков и «митьков» получил своё развитие во всех слоях населения России. И в высших слоях его процентное отношение к народу Иванов было намного большим, чем в народной толще.

В СССР Сталина, в России Сталина, ценили Иванов, но старая «Расея» оставила в наследство новой России — кроме прочего — и массовую «ваньковую» психологию. Иваны жили делом, Ваньки — шкурой. Генерал Иван Руссиянов готовил дивизию к войне и был к ней всегда готов. А «ванёк» с генеральскими петлицами готовился по преимуществу к отчётам, смотрам, проверкам, парадам и банкетам.

«Ваньки» всех уровней и провалили ту войну, выигрывать которую пришлось Иванам. И это — не «лирика», это — и есть правда истории и правда эпохи.

Конечно, выше изложена схема, а схема не может отразить всю полноту жизни. Реально и немалое число Иванов носило в себе черты «ваньков», а в душе немалого числа «ваньков» теплился огонёк Ивановой души. С началом войны Иваны окончательно выжгли в себе «ваньков», а часть «ваньков» возвысилась до уровня Иванов.

Неисправимые же «ваньки», как с генеральскими, так и с красноармейскими петлицами, не приняв боя или после первых разрывов снарядов отступали, поднимали руки, а то и, как генерал Власов, служили врагу.

Впрочем, даже война не изжила в стране окончательно ни «ваньковую» психологию, ни носителей этой психологии на всех «этажах» общества. Более того, кое-кто из «ваньков» за время войны даже «вырос» — не все ведь попадали в плен. А кое-кто даже удостоился высоких наград, а то и Золотых Звёзд, в глубине души оставаясь при этом всё тем же «ваньком». К тому же в победившей стране для удачно мимикрировавших сановных «ваньков», в том числе в погонах, складывалась объективно благоприятная обстановка — всегда выгоднее делить сладкий пирог победы, чем горький сухарь поражения.

И, как я уже говорил, после смерти Сталина всё начали валить на него. Благо это всемерно поощрял Никита Хрущёв, а многие из представителей послевоенного «маршалитета» и высшего генералитета были тут ему естественными союзниками, потому что им тоже не нужна была правда о том, как начиналась война.

Сталин после войны великодушно не обнародовал тот факт, что войну преступно проморгал не один Паанов, а чуть ли не всё военное руководство. Ведь готовность к войне определяется не тем даже, встретили её те или иные части в окопах, а тем, как эти части обучены, как снабжены, как была организована армейская жизнь до войны.

В принципе, здесь всё наладить было намного проще, чем в народном хозяйстве, потому что армия ничего не производит, она только потребляет. И генералам надо было лишь запрашивать, получать, распределять и учить подчинённых всех уровней пользоваться распределённым.