Александр Соловьев - Ограбления, которые потрясли мир. Захватывающие истории о выдающихся криминальных талантах

И все же настоящим основателем жанра криминальных мемуаров был знаменитый Эжен Франсуа Видок, который за свою бурную жизнь успел побывать и вором, и заключенным, и сыщиком.

Видок, родившийся в 1775 году в обеспеченной семье, в годы Великой французской революции служил в республиканской армии, но после нескольких лет службы то ли демобилизовался, то ли просто дезертировал. Так или иначе, но власти сочли его дезертиром и посадили в тюрьму, откуда он благополучно сбежал. С тех пор в течение многих лет Видок зарабатывал на жизнь самыми неблаговидными способами. Со временем Видоку все же надоела жизнь беглого преступника, и он начал сотрудничать со следственными органами, сдавая полицейским своих подельников одного за другим. Полицейские своего информатора ценили и даже предложили ему попробовать себя в роли тюремного провокатора. Видок не стал возражать и отсидел почти два года, бесперебойно «стуча» на своих сокамерников.

После этой отсидки Видок сделался платным полицейским агентом и благодаря своему знанию преступного мира быстро превратился в грозу парижских уголовников. Сам Видок любил повторять: «Преступники неизобретательны. Они всегда повторяют одни и те же трюки», а трюки эти бывший зэк и бродяга знал наизусть. Наконец в 1812 году ему доверили возглавить особое подразделение криминальной полиции, которое должно было выявлять преступные элементы, работая под прикрытием. Видок укомплектовал кадры в основном бывшими уголовниками и с великим рвением принялся за очистку французской столицы. В результате его деятельности к 1820 году уровень преступности в Париже снизился на 40 %, а уцелевшие нарушители закона трепетали от ужаса при одном упоминании имени всесильного полицейского начальника. По крайней мере, существует легенда, что когда Видок лично обшаривал притоны и ночлежки, ему было достаточно лишь назвать свое имя, чтобы присутствовавшие воры и бандиты послушно вышли вперед и чистосердечно признались в содеянном.

Количество неправдоподобных легенд о Видоке вообще превышает разумные пределы, впрочем, все они берут начало из одного источника — мемуаров самого Видока, которые увидели свет в 1826 году. Автор честно признавался, что история его жизни местами сильно приукрашена неким писателем, которого он нанял в качестве «литературного негра». И в самом деле, книга изобиловала романтическими подробностями вроде грозы при рождении героя, темных предсказаний гадалок и т. п., но читающая публика — в том числе и Пушкин, требовавший от друзей срочно прислать ему мемуары Видока, — была в восторге от возможности заглянуть в мир криминала и не стала слишком придирчиво выяснять, где кончается правда и начинается художественный вымысел.

Мемуары Видока породили спрос на криминальные истории, чем воспользовались многие писатели, начиная с Эдгара По, который справедливо считается отцом детективного жанра. Но публика жаждала не только детективов, но и подлинных историй настоящих тюремных сидельцев. И такие истории со временем появились.

Хотя жанр тюремных мемуаров зародился во Франции, свое развитие он получил в странах англосаксонской культуры, где традиционно высоко ценятся профессионалы, которые «сделали себя сами». Такими-то «профессионалами» и начали себя изображать различные карманники, домушники и медвежатники, взявшиеся за перо.

Первая волна криминальных мемуаров появилась в США в начале 1890-х годов, когда страна уже привыкла к бесконечным коррупционным скандалам и крупным биржевым аферам, на фоне которых делишки грабителей и воров выглядели чуть ли не невинными проделками. В ту пору мало кто в США сомневался в порочности представителей власти и в злонамеренности крупных монополистов, и бывшие преступники, взявшиеся после отсидки за перо, дали публике то, чего она ждала, — скандалы и разоблачения.

Бывший грабитель Джордж Уайт, прославившийся налетами на банки, подробно описал в своих воспоминаниях теплые отношения между бандитами и полицейскими: «Когда я приехал в Нью-Йорк, партнерство между полицией и профессиональными преступниками было уже давно налажено. Жирные, тощие, большие, маленькие, длинные и короткие лапы копов торчали отовсюду, ожидая взяток… Если коп получал от одного жулика больше, чем от другого, он начинал жадничать, и тому второму приходилось худо». Зато воровской мир в сочинении Уайта выглядел как собрание вполне достойных людей — «грабителей, взломщиков, воров, крупных мошенников и иных профессионалов высокого класса».