Андрей Буровский - Наполеон - спаситель России

Всемилостивейший государь,

Вашего императорского величества

всеподданнейший

князь Михаила Г(оленищев)-Китузов.

Одновременно на оккупированной территории суще­ствовали районы, где не было ни французской, ни русской администрации, и которые жили крестьянским самоу­правлением, под контролем партизанских отрядов: Бори­совский уезд в Минской губернии, Гжатский и Сычевский уезды в Смоленской, Вохонская волость и окрестности Колоцкого монастыря в Московской.

Мы мало знаем обо всех простолюдинах-партизанах. А тем более не знаем ничего о своего рода «зеленых 19-го века». Мало сведений у нас о Герасиме Курине — кре­стьянине одного из подмосковных сел. Несомненно, он был выдающимся руководителем партизан. Отряд Г. М. Ку­рина, насчитывающий 5 тысяч пеших и 500 конных парти­зан, взял в плен большое число вражеских солдат, захватил 3 пушки и много другого оружия.

В Боронницком уезде действиями двух тысяч парти­зан из разных сел и деревень руководили — староста села Константинова Семен Тихонов, староста деревни Сельвачевой Егор Васильев, староста села Починок Яков Петров и несколько крестьян из села Дурнихи. 22 сентября кре­стьяне — партизаны Боронницкого уезда стремительно на­чали и разгромили отряд французов, который был на под­ходе к селу Мяскову. Но и русских помещиков долго к себе не пускали.

Честно говоря, я и сам толком не знаю, как пра­вильно: шеромыжники или шаромыжники? Само слово происходит от французского «мон шер ами»... мой дорогой друг. Так обращались к русским людям французы осенью 1812 года. Подыхая от голода, трясясь от холода в обрывках летнего обмундирования, они если сразу не бежали навстречу русским, то только из страха перед ними.

И было шаромыжников очень, очень много. Уже ко времени Бородина до 10 тысяч солдат Великой армии ока­залось в плену: в основном люди из фуражных команд. К декабрю 1812 года, когда исход остатков Великой армии из России завершился, в стране осталось 216 тысяч «ша­ромыжников».

Это стоит иметь в виду, читая ставшие традицией слова про «полное искоренение наполеоновских полчищ» и прочие стереотипы. Третья часть, а то и 40% Великой армии не по­гибла и не бежала. Она разбрелась по России и постепенно, поодиночке или группами, сдавалась в плен. Не обязательно военнослужащим или партизанам! Множество шаромыжни­ков прибивались к крестьянам — неважно, что делать, только пустите в тепло и покормите хоть чем-нибудь.

У правительства это полчище вчерашних врагов вы­зывало даже некоторое опасение: в 1813 году регулярная армия и ополчение, до 3 млн людей, пошли в зарубежный поход. Почти все вооруженные и обученные мужчины! А в самой стране — до 200 тысяч здоровенных мужиков с опытом участия в войне! Но шаромыжники вели себя на удивление тихо, никаких неприятностей от них не было.

Прибивались они и к помещичьим имениям, дворянским гнездам. Французский гувернер стоил в те времена не мень­ше 1 тысячи рублей в год — сумма, совершенно неподъем­ная для абсолютного большинства помещиков, а тем более для служащих дворян.

А тут — целые толпы гувернеров! Скажем, настоящий французский офицер! Или его продают казаки за полтин­ник или за рубль, или он сам, изнеможенно кашляя, страш­но голодный, полубольной, стучится у ворот, протягива­ет руку за подаянием. Это же прекрасный, уже готовый гувернер, он научит Петеньку и Коленьку французскому языку и хорошим манерам, французскому изяществу и вы­сокой культуре!

А очень часто пленный или беглый ветеран Великой армии был фламандцем или немцем из Гамбурга, который за годы жизни в казарме и свой родной язык подзабыл, и французского толком не выучил, говорил на кошмарном грубом жаргоне, сморкался в два пальца, жрал руками, зато ругался на пяти европейских языках.

Один такой гувернер из шаромыжников, некий Капэ, попал раненым в плен и стал гувернером Миши Лермонто­ва в имении его бабушки, в Тарханах. О другом таком гу­вернере из-под забора, некоем мосье Гражане, рассказы­вает в своих записках русский экономист Юрий Арнольд. Поместье Арнольдов находилось в Могилевской губернии, и в то время не иметь «своего» гувернера из пленных стано­вилось просто неприлично. Гражан был этническим фран­цузом, барабанщиком в одном из полков. Воевать он начал еще в 1792 году. За тепло и пищу он готов был учить не то что родному французскому, а хоть марсианскому языку. К 8-летнему воспитаннику Гражан, похоже, искренне при­вязался: примерно 35 лет, он никогда не имел жены и детей. Мальчик был в восторге от такого дядьки! С утра до вечера он мог рассказывать байки о походах и странах, в которых побывал, учил плавать, жечь костры, разбивать палатку, выбивать на барабане воинские команды! Мальчик обожал дядьку и очень плакал, когда тот в 1818 г. уехал на родину, в свою «прекрасную Францию».