Олег Гриневский - Сценарий для третьей мировой войны - Как Израиль чуть не стал ее причиной

— Встречаться надо. Пусть американцы, если хотят, рвут связи. На них вся вина тогда ляжет. Но линию в Мадриде занять твердую .

Громыко по своему обыкновению спорить не стал. В Мадриде, как и было предусмотрено программой, поехал в резиденцию американского посла. Она была расположена высоко на холмах, с которых открывался прекрасный вид на испанскую столицу. Время приближалось к обеду. Ярко светило солнце. На лужайке перед виллой собралось больше 200 корреспондентов.

Однако Щульц, вопреки принятой протокольной практике, встречать гостя у дверей не вышел. Чистым оказался и стол, где должна была состояться встреча, хотя раньше планировалось устроить ланч. Ни чашки кофе, ни стакана с водой, ни даже карандашей и бумаги, пусто было на столе. Таким способом американцы хотели выразить неудовольствие советским поведением.

Но Андрей Андреевич и ухом не повел. Только еще плотнее сжал губы и насупился.

Шульц холодно пригласил его в маленький кабинет, стилизованный под библиотеку, для беседы один на один. Там сразу же без дипломатических реверансов заявил, что хочет обсудить ситуацию с корейским лайнером и освобождением советского диссидента Анатолия Щаранского. Громыко набычился и заявил, что обсуждать такие темы не будет — это внутренние дела Советского Союза. Шульц тоже напрягся и заявил, что намерен обсуждать только эти два вопроса — у него имеется на сей счет указание президента. На что Громыко тут же резонно отозвался:

— Поручение, которое дано Вам как госсекретарю, не обязывает меня как представителя другого государства следовать указанию американского президента. Ведь не будете же вы обсуждать эти вопросы сами с собой?

Через несколько минут с багровыми от злости лицами Шульц и Громыко вышли из посольской библиотеки и присоединились к советникам, сидевшим за пустым обеденным столом. Но и там дискуссия пошла в том же духе. Громыко говорил, что уже разъяснил на приватной встрече — он не намерен обсуждать эти вопросы, и, если Шульц настаивает, нет смысла продолжать дискуссию. Как бы в подтверждение своей решимости министр собрал свои бумаги и встал, чтобы уйти. Шульц тоже резко поднялся и направился к двери. На какое-то мгновение сложилось впечатление, что большой и грузный Шульц хочет преградить ему путь. Но госсекретарь распахнул дверь и резко бросил:

— Если Вы собираетесь уйти, прекрасно, — идите .

Но Громыко не ушел, а продолжал говорить, расхаживая по комнате. В течение нескольких минут они обменивались с Шульцем резкими выпадами. Каждый настаивал на своем и не хотел слушать другого. Наконец согласились — пусть каждый говорит, что хочет. Громыко сел и начал излагать позицию Советского Союза о предотвращении катастрофы ядерной войны. Шульц сидел с угрюмым видом и молчал. Когда Громыко закончил, госсекретарь США стал говорить о неспровоцированном советском нападении на беззащитный корейский лайнер. Теперь молчал Громыко. Так продолжалось два часа.

Позднее Громыко скажет:

«Пожалуй, это была наиболее острая беседа из всех тех, что за многие годы мне довелось вести с четырнадцатью госсекретарями США».

Из Мадрида Громыко вернулся в мрачном настроении. Он долго расхаживал по своему огромному кабинету, а потом произнес:

— Надо что-то предпринять… Иначе все покатится под откос.

Действительно, все катилось под откос в том тревожном сентябре. Советско-американские отношения были обострены до крайности. Громыко впервые отменил свою поездку в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, которую он совершал каждый год в течение своего долгого пребывания на посту Министра иностранных дел СССР. В тот же день президент Рейган снова выступил с серией резких речей, обвинявших Советский Союз.

Андропов ответил еще более резко. США, по его выражению, стали «страной, одержимой невиданным милитаристским психозом», а Рейган был обвинен в «крайнем авантюризме».

«Если кто-то питал иллюзии относительно возможности эволюции в лучшую сторону политики нынешней администрации, то недавние события рассеяли эти иллюзии раз и навсегда… Администрация Рейгана заходит так далеко в своих имперских амбициях, что начинаешь сомневаться, располагает ли Вашингтон тормозами, способными удержать ее от пересечения черты, перед которой должен остановиться любой трезвомыслящий человек»

Папа Иоанн Павел II прокомментировал это так: «Послевоенная эра вступает „в новую предвоенную фазу“».