Татьяна Бирюкова - В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей

Что входило в коллекцию?

Здесь было много портретов писателя, его бюстов, в том числе работы Бернштама и Лаверецкого, оригинал посмертной маски писателя (исполненная Бернштамом). Также посмертная маска лица Федора Михайловича на лавровом венке под стеклянным футляром, две витрины с лентами от венков, возложенных на гроб писателя, целое собрание проектов памятника (которые не одобрили близкие), собрание рукописей (все переплетенные и подобранные), несколько шкафов и витрин с его произведениями и собранием всех их переводов (французских, английских, польских, чешских, шведских, новогреческих). А на немецкий язык Достоевский был переведен полностью. Под стеклом — «Ведомости Санкт-Петербургской полиции» № 137 за 1849 год. Это — библиоргафическая редкость: в номере был напечатан приговор по делу Петрашевского, и в том числе «об отставном инженер-поручике Федоре Достоевском, 27 лет, приговоренном к смертной казни через расстреляние». Рядом — «Высочайшая конфирмация» о смягчении приговора «ссылкою на 4 года в каторжные работы на заводы и отдачей в рядовые», приказы о зачислении Достоевского в линейный батальон, о производстве в унтер-офицеры, о производстве за выслугу в прапорщики и патент 1856 года на чин прапорщика.

В экспозиции были представлены чернильный прибор, ручка с пером, очки в футляре мастера Милька, значки, которые Федор Михайлович носил как участник Пушкинских празднеств при открытии памятника А. С. Пушкину в Москве, портсигар с экземплярами папирос и сигар, которые он курил, разные мелкие личные вещи (в том числе и его матери, которыми писатель очень дорожил).

Удивляли простотой книжный шкаф, стол и стул. Вдова писателя заказала для себя копии этой мебели, и ей сделали их настолько удачными, что она не могла даже с уверенностью сказать, что ничего не перепутала и что копии остались в ее обиходе, а подлинники попали в музей.

Для создания атмосферы, окружавшей Ф. М. Достоевского, в коллекции были представлены виды столичных домов, в которых он жил, его дома в Старой Руссе, приспособленного после него под училище, внутренние виды его кабинета, портреты его братьев и доброго друга И. Н. Шидловского.

В ГИМе, в вестибюле, на одной из мраморных белых досок золотыми буквами перечислены имена основных дарителей этого роскошного московского музея. Среди них — и Анна Григорьевна Достоевская.

Решением Московской городской думы от 12 октября 1904 года было постановлено взять на счет города содержание могилы доктора Ф. П. Гааза. Комиссия о пользах и нуждах общественных поручила рассмотреть предложения о способе увековечения его памяти.

Гласный А. И. Геннерт доложил комиссии, что могила Гааза «очень скромная, на проходной дорожке, ничем не отделенная, над ней стоит ничтожный камень».

В апреле 1905 года московский градоначальник сообщил московскому городскому голове, что со стороны Министерства внутренних дел «нет препятствий к осуществлению подписки для устройства в Москве памятника Гаазу».

А в июне 1906 года Мосгордума поблагодарила попечителя Третьяковской галереи И. С. Остроухова за руководство работами по приведению в должное благоустройство могилы Гааза, скульптора Н. А. Андреева, безвозмездно исполнившего барельефный портрет доктора для некрополя на Введенских горах, и других активистов, которые бесплатно оказали помощь в этом деле.

Была обновлена надгробная плита из полированного красного шведского гранита с надписью «Спешите делать добро». Поставлена новая металлическая решетка, которую сделали в стиле позднего «empire» — стиля эпохи молодости врача, которому он до конца своих дней хранил верность и всегда носил костюм того времени. Место над могилой было значительно расширено. Оплата производилась только за стоимость материалов и рабочих рук.

Памятник у Александровской (Гаазовской) больницы стоил 3500 рублей, из которых 1000 ассигновала дума, остальные собирали по подписке.

Сенатор Анатолий Федорович Кони подарил Александровской больнице мраморный бюст заслуженного доктора, завещанный ему Жизневским.

Но для постановки скульптуры Гааза в Москве свой проект еще 17 января 1905 года представил думе академик архитектуры Владимир Сергеевич Бровский. В письме в думу от 16 сентября 1909 года он спрашивал о четырехлетней судьбе своей работы. Его монумент изображал небольшую часовню с неугасимой лампадой и иконой Христа в терновом венке. У подножия памятника стояла скульптура Гааза с ребенком на руках, а с боков — фигуры женщины и старика арестанта в кандалах. В 1905 году эта скульптурная композиция предполагалась к установке «на бульваре около Острога в Бутырках против церкви Скорбящей Богоматери» (то есть рядом с Тюремным замком и Скорбященским монастырем). Однако дума этот проект вовсе не рассматривала, сославшись в ответе Бровскому, что его работа находилась несколько лет в городской управе. Видимо, ее местонахождение так и не было определено.