2-го ноября 1944 г. в Праге происходило заседание Чешского национального просветительного общества, тема заседания: «Власов». Выступавший на этом собрании докладчик, имя которого в документе не приводится, говорил о славянских симпатиях к русским и о своем шестнадцатилетнем опыте, приобретенном в России. Он же сказал, что Власов от имени русского народа заключил мир с Гитлером и получил от него «свободу действий». Он рассчитывал, что будет сформирована пятимиллионная армия из пленных, а также произойдет мобилизация шестнадцати миллионов русских беженцев. Как он говорил, как будто это уже осуществилось, говорил об армиях действующих непосредственно в Советском Союзе, в Западной Сибири, на Кавказе и у Брянска. Его выступление, будто бы, произвело на слушателей большое впечатление. Среди них находились также ведущие представители чешских культурных организаций.
Выступления на этом собрании были органами СД подытожены так, что в Протекторате можно ожидать расширение панславитских тенденции и что, якобы, «не должно идти вразрез с немецкими интересами». В последнее время стали даже проявляться большевистские тенденции. В кругах коммунистически настроенной чешской интеллигенции преобладало убеждение, что западный либерализм находится в стадии отступления и что для чехов наступает время социализма, который сформируется в двух формах: германской и славянской. Для чешской интеллигенции более приемлемой будет форма славянского социализма, дающая чехам возможность избежать большевизма.
Рапорт датирован 10-ым ноября и это совершенно определенно показывает, что общественность еще не была осведомлена ни о способе, ни о времени провозглашения Манифеста. Печать и радиовещание коротко сообщили об этом только лишь 14-го ноября вечером.
Ввиду того, что чешское население об Освободительном движении генерала Власова почти ничего не знало, реакция на провозглашение Манифеста была разная и, в большинстве случаев, свидетельствовала о полной неинформированности. Более того, чешские корреспонденты приглашенные в Пражский замок непосредственно перед началом конференции, ничего не знали о предстоящем событии. В одинаковой мере, не была подготовлена и исполняющая службу полиция. Именно с учетом всех этих фактов следует анализировать реакцию чешского населения.
Отрицательно настроенные люди утверждали, что это лишь русское дело, и оно чехов не касается: что Германия нуждается в солдатах и что Власова к этой акции принудили; что это только лишь немецкий пропагандный блеф. Даже Общество национальной солидарности отнеслось к этому событию отчасти отрицательно. К непринятию также прибавлялось и недоверие. Генерал Власов сравнивался с генералом Гайдой и назывался авантюристом. Некоторые сомневались в его искренности и указывали на противоречие между его коммунистическим прошлым и настоящим заявлением. По донесению тайного агента, некто в гор. Брно сказал: «Власов продался немцам и поэтому вместе с Германией разделит ее судьбу».
Тот факт, что местом торжественного акта стал Пражский замок, некоторые чехи считали провокацией. Донесения органов СД указывают на пробенешовские и коммунистические элементы, как на источник этих настроений. Центр русских эмигрантов в Праге получил два угрожающих письма: отправитель первого выдавал себя за нелегальный Национальный комитет в Праге, а в другом говорится, что в результате посещения ген. Власовым Праги, был осквернен Замок чешских королей и что все движение является большим несчастьем для русского народа. Автор письма признается, что он, собственно, не знает в чем дело, но считает, что Движение является актом международной подлости и что будет пролито много русской крови, а Власова нужно считать врагом чешского народа и поэтому каждый, кто ему окажет помощь, должен быть строго наказан.
Люди, согласные с замыслом, видели в нем преимущественно возможность отвести большевистскую угрозу, от территории Чехословакии, которую потом освободят англо-американцы. Прогерманские же круги говорили, что «Германия кое-чему научилась и теперь применяет дипломатические методы». Чешские коллаборационисты в Праге приветствовали акцию, благодаря которой Прага становилась естественной точкой соприкосновения германо-славянского элементов. С удовлетворением было принято, что Франк перестал говорить о Праге как о «немецкой Праге», а стал называть ее культурным центром европейского масштаба. В городе Оломоуц, бывший чешский капитан сказал: «Если бы я был Франком, то я бы дал возможность Власову говорить по-чешски на Вацлавской площади, чтобы чехи, наконец, услышали из уст высокопоставленного большевика, как дело обстоит в братской России».
Читать дальше