Юрий Фельштинский - Архив Троцкого (Том 3, часть 1)

Но, может быть, нельзя было обойтись без этого «перехода», так как получался скачок, «перепрыгивание» через крестьянство? Кого против себя имел бы большевистский Совет как орган власти, воплощающий в своем лице Временное правительство революции? Кроме всем опостывшей и смешной Думы — одних только меньшевиков и эсеров, оторванных от масс и в первую очередь от ее революционного актива (не забудем классического исследования Ильича, относящегося к 1914 году и показавшего, насколько мы сильнее связаны с массами) — сомневаться приходится, чтобы эсеры были больше связаны с крестьянством, чем мы (через солдат, конечно). Какова была бы политика этого Совета, добровольно буржуазии власть не сдавшего? В первую очередь, декретирование конфискации земли помещиков — уже это сделало бы авторитет новой власти непререкаемым. А далее, после непродолжительной агитации — заключение мира. Не «прыжок» через крестьянство, а великолепный боевой союз с ним! Не обошлось бы без саботажа чиновников, без маленьких вспышек гражданской войны. Но всякий, знавший состояние фронта в предфевральские дни, сумел бы подтвердить, что ни одного корпуса не удалось бы двинуть против Питерского совета ни генералу Иванову[10], ни кому-либо иному.

Конечно, в тысячу раз хуже стало, когда весь авторитет революционной власти стабилизировался на признанном Советом фундаменте Временного правительства Львова—Милюкова—Керенского. Уже с 3—4 марта начиная, было бы поздно говорить о немедленно осуществлении власти Советов против уже сложившихся органов революционного (хотя бы для нас и в кавычках) двоевластия. И все это потому, что в момент организации власти наше руководство в лице Сталина (вернее, Молотова, ибо Сталина, помнится, еще не было в Питере, и Шляпникова, а тем более Авилова и ему подобных) сдрейфило так же, как позднее, в момент Октября, пытались сдрейфить Рыковы и Зиновьевы.

Причины этой антиленинской пассивности в решающие моменты истории лежат в том отмеченном многими мемуарами факте, что никто из наших вождей всерьез не готовился к перевороту, тем более в социалистической форме. Лишь один Ленин сумел достаточно быстро ориентироваться в обстановке и уловить действительную картину состояния сознания масс. Некоторые «старые большевики» каются за себя и других в этой неподготовленности, выражавшейся, собственно, прежде всего в отрыве от масс (см. например, воспоминания Ольминского[11] «Из эпохи «Звезды»[12] и «Правды»[13]» и Лепешинского в «Пролетарской революции»). Я, обладая тоже некоторым дореволюционным опытом, взял на себя смелость в моих воспоминаниях поддержать этот тезис о некоторой исторической недозрелости верхушки партии в момент Февраля и за это получил от редакции «Красной летописи» упрек в троцкизме (а воспоминания мои были помещены в наполовину сокращенном виде). Конечно, в этом упреке нет ничего страшного с тех пор, как все истинно ленинское стало скрещиваться троцкистским. Ведь теперь всякая попытка придерживаться прямой ленинской линии в китайском вопросе будет несомненно называться не иначе.

Чем являлась бы диктатура такого нашего Совета, существующего с первых дней после свержения самодержавия? Ленин сразу понял, что в условиях того периода, в условиях ожесточенной борьбы с империализмом истинно революционная власть может являться только социалистической диктатурой. Это и Вы отмечаете в письме к Мусину. Это и было бы на деле, если бы наша партия в момент переворота не была лишена настоящих вождей. Совет осуществлял бы пролетарскую диктатуру, проводящую ряд мероприятий и социалистического (против буржуазии), и буржуазно-демократического (против помещиков) характера. Из вышесказанного вполне ясной становится моя точка зрения на перспективы китайской революции. Если бы не ошибки руководства, мы, наверное, имели бы уже в Китае социалистическую диктатуру,— не только во имя интересов рабочего класса, но и во имя разрешения аграрного вопроса и во имя совместной борьбы рабочих и крестьян с империализмом (т.е. во имя разрешения национальных задач). Социалистическая диктатура, необходимая для борьбы с империалистической буржуазией, обеспечила бы и наилучшим образом задачу «мобилизации мужицких масс». Обязательное содержание демократической диктатуры, по Вашему мнению, заключается только в выполнении этой задачи «и ничего больше» (и это «не на один год!»). Ясно, что такого рода диктатура, как ее ни называть, не может быть осуществлена в Китае, так как откладывает решение всех остальных задач, выдвинутых революцией, в дальний ящик. Только настоящая полнокровная диктатура пролетариата может выполнить крестьянскую мобилизацию. Что же касается оторванности китайских коммунистов, «еще не повернувшихся лицом к деревенской бедноте», то задача их исправления вряд ли может быть разрешена урезыванием лозунгов революции. Существуют и для этого более действительные пути — насыщение ее рабоче-крестьянским активом, прошедшим через огонь гражданской войны, воспитание ее в ленинском духе, ликвидация мартыновско-бухаринского «руководства», которое еще не один раз сможет проморгать не одну аграрную революцию.