Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Сердце лучше сегодня, покой мне очень помог. Но погода, действительно, прескучная.

Итак, вы играете в “Nain jaune” опять! Как мне хотелось бы опять вместе съездить в Севастополь в октябре! Как бы это было восхитительно! Ужасно — торчать в ставке, в городе в течение стольких месяцев подряд. А сейчас надвигается долгая зима. — Силаев мне все рассказал, бедняжка! — Он сейчас хочет ехать в Сев. и спросить профессора, что ему делать и куда ехать, и если будет можно, то он захватит с собой свою семью, здесь климат совершенно не подходящий для них, им нужно солнце и тепло.

А теперь, мой светик, жизнь моя, самый любимый, прощай и да благословит тебя Господь! Горячо обнимаю и осыпаю тебя жгучими поцелуями.

Навеки твоя

Солнышко.

Читает ли m-r Гиббс английские газеты первым?

Ц. ставка. 20 сент. 1916 г.

Мое милое Солнышко!

Горячо благодарю тебя за твое дорогое письмо. Сегодня приехали Граббе, Максимович и Н.П. — до сих пор нас было немного народу. Нога Бэби поправилась, и он опять свободно ходит.

Наряду с военными делами меня больше всего волнует вечный вопрос о продовольствии. Сегодня Алексеев дал мне письмо, полученное им от милейшего кн. Оболенского [991], председателя комитета по продовольствию. Он открыто признается, что они ничем не могут облегчить положения, что работают они впустую, что министерство земледелия не обращает внимания на их постановления, цены все растут, и народ начинает голодать. Ясно, к чему может привести страну такое положение дел.

Старый Шт. не может преодолеть всех этих трудностей. Я не вижу иного выхода, как передать дело военному ведомству, но это также имеет свои неудобства! Самый проклятый вопрос, с которым я когда-либо сталкивался! Я никогда не был купцом и просто ничего не понимаю в этих вопросах о продовольствии и снабжении!

Теперь пора кончать, моя голубка. Храни Господь тебя и девочек! Крепко целую.

Навеки твой старый

Ники.

Ц.С. 21 сентября 1916 г.

Мой ненаглядный!

С добрым утром, мое сокровище! Наконец, опять светит солнышко — такая радость, но вечером у моего окна было уже 3 градуса мороза. Листва так быстро, увы, опадает; из моих окон уже хорошо видна церковь Большого дворца. Мы все еще обедаем в моей большой гостиной.

Посылаю Павлу вазы и записку, так как не могу быть у него — сердце снова расширено. Сегодня уже неделя, как не выхожу из дома. Я все еще не могу принимать лекарств, что очень досадно. — Вчера я опять принимала в течение двух часов и перед тем еще 3/4 часа — Апраксина и дядю Мекка относительно Кавказа, — Раева (основательная беседа), Шаховского (длинный разговор). — Оказывается, Поливанов и Гучков снова работают рука об руку. Я прочла копии с 2-х писем Гучкова к Алекс., и велела буквально скопировать одно из них для тебя, чтоб ты мог убедиться, какая это скотина! Теперь мне понятно, почему А. настроен против всех министров — каждым своим письмом (по-видимому, их было много) он будоражит бедного Ал., а затем в письмах его факты часто намеренно извращаются [992]. Все министры чувствуют антагонизм с его стороны в ставке, и теперь им стала ясна причина этого. Когда ты получишь это письмо, то ты должен серьезно поговорить с Ал., так как эта скотина подрывает в глазах А. все правительство — это настоящая низость и в 10000000 раз хуже чем все то, что написал Пален своей жене. Надо изолировать Ал. от Гуч., от этого скверного, коварного влияния. — Затем я принимала епископа Антония Гурийского — чарующее впечатление, милая грузинская интонация в голосе, — он знает нашего Друга дольше, нежели мы, — был много лет тому назад ректором в Казани. — Он хоронил Багратиона [993] , я просила его оказать мне помощь в деле сбора вещей, белья и т.д. на Кавказе и вообще помочь Апраксину, когда я пошлю его туда в будущем месяце. Сильно осуждает Ник. [994]и всех их (в разговоре с Аней) — он слишком резок и груб по отношению к грузинам. — Теперь я узнала, кто экзарх, — помнишь Платона [995] из Америки? — мы его видели в Ливадии, он говорил по-русски с американским акцентом, несимпатичный и страшно самоуверенный, — он превосходен для Америки, но не для Кавказа, — теперь я понимаю, почему Н. хочет провести его в митрополиты!!! Что ж, этот человек всегда был честолюбив, хитер и умен, и уже успел обойти Н . Быть может, придется его уволить, если он и дальше в такой степени будет нелюбим. Питирима они по-прежнему обожают. Он приезжал на хиротонию их священника в епископы, имя последнего Мельхиседек (наш Друг говорит, что из него в будущем выйдет прекрасный митрополит). Но, конечно, сейчас в Тифлисе не нужно никакого митрополита – они [996] просто хотят устроить там свой двор и всякое великолепие, скоро они потребуют отдельных министров для себя. Н. говорит, что это нужно для покоренной нами страны, — ерунда, — в Польше ведь никогда не было митрополита. — Представь, Синод хочет поднести мне грамоту и икону (вероятно, за мой уход за ранеными), — ты себе представляешь меня, бедную, принимающей их всех? Со времен Екатерины ни одна императрица не принимала их одна, — Гр. в восторге от этого (я не разделяю Его радости), но странно, разве это не меня они постоянно так боялись и осуждали? Ну, хорошо, довольно деловых разговоров.