До свидания, мой муженек, мой самый родной, моя жизнь, мое солнышко. Да благословит и сохранит тебя Бог! Св. Николай да услышит наши молитвы!
Без конца целую. Навсегда
Твоя.
Царское Село. 13 декабря 1915 г.
Мой любимый,
Я провела одинокую ночь. Страшно тебя недостает, но тебе еще хуже, и я так тебе сочувствую, мой возлюбленный! Очень тяжело было расставаться! Да благословит и сохранит тебя Господь, теперь и всегда!
Спала неважно. С вечера идет снег — только 12-15 градусов, какое счастье, и я надеюсь, что пока ты будешь в пути, станет еще теплее.
Только что получила трогательную телеграмму от Жукова [565] , посланную имперед отъездом, и другую от Н.П. из Подволочиска, что они вчера благополучно прибыли туда, так что надеюсь, что он тебя еще увидит.
Обедала я наверху, а затем принесли мне письмо от Павла и одно к нему от Марии, — все о Рузском, отчаяние и т.п. — Это после ее разговора с Б.-Бр. [566], который жаловался, конечно, что здесь покровительствуют баронам — т.е., что когда он уволил двух из Красного Креста, то Белецкий их вернул, — что Рузский против плана Алексеева в южном направлении и не выносит Алексеева. Павел предоставил мне решить, переслать ли тебе письма его и Мариино, но я с краткой запиской вернула их ему, потому что не согласна ни с чем, что она пишет.
Будто бы уволили Р. после его письма к Поливанову, который якобы никогда тебе его не показывал, — масса чепухи!
Малютка хорошо спал, 37, но левая рука плохо сгибается, боли нет. Хочу пойти к 11 час. к обедне, так как сердце лучше и не так холодно. Будет служить Питирим. Я рада помолиться в церкви, — хотя там мне будет страшно недоставать тебя!
Да благословит тебя Бог, мой любимый! Я должна встать и одеться. Я еще чувствую на губах твой прощальный поцелуй и жажду других.
До свидания, ангел мой, мое солнышко!
Осыпаю тебя нежными поцелуями.
Навсегда твоя старая
Женушка.
В мыслях и молитвах всегда с тобой, — так тоскую по тебе!
Царское Село. 13 декабря 1915 г.
Мой ненаглядный,
Начинаю письмо сегодня вечером: завтра будет очень мало времени для писанья, так как меня ожидает дантист и приедет Элла. — Извини, что пишу другими чернилами, но то мое перо высохло.
Бэби хорошо себя чувствует, — мы завтракали, пили чай и обедали вместе с ним. После приема Бенкендорфа и Сониной тети сестры Ивановой — я опять была с ним. — Митрополит Питирим чудно служил. В конце службы он сказал несколько горячих слов и прочел молитву за тебя, мой дорогой. — Ломан дал в честь его большой завтрак, на котором присутствовала Аня. Так утешительно было молиться в церкви вместе с нашими дорогими солдатами! — Затем пришли к чаю Аня и Воронов сженою. Бэби был в восторге, увидав их. — Он со своими 160 моряками должен присоединиться к Экипажу и поэтому едет в четверг в Москву, — так до Киева ближе.
Он рассказывал, что бедный Мельнвец сильно похудел и что у него легкие в очень плохом состоянии. — Завтра уже годовщина смерти Бутакова — как время летит! Затем я приняла кн. Оболенского, брата г-жи Прутченко [567] . Хоть он и ненавидит Аню за нашего Друга, все же он пришел ко мне через Аню и принес мне фотографии с фресок Ферапонтьевского монастыря, над реставрацией которых работает. Им надо на это еще 38000 руб., но я сказала, что они должны подождать окончания войны, так как деньги сейчас нужны на другое. — Затем кн. Голицын приходил с докладом о моем комитете помощи военнопленным.
После этого я час отдыхала. — Аня с нами обедает, так как эти дни я ее меньше вижу, хотя Элла уезжает обратно уже в среду и проводит полдня в городе, а я — у дантиста. — Увы, я не могу пойти на освещение маленькой церкви. Это слишком утомительно, — я еще не в силах. Через 10 дней — Рождество, и столько дела до этого праздника!
Сегодня теплее, так что дети ездили в Павловск, — они встретили сына и дочерей кн. Палей на лыжах. — Сейчас я постараюсь уснуть.
Декабря 14-го.
17 градусов мороза.
Доброе утро, мой дорогой!
Бэби спал хорошо, я — неважно. — Интересно знать, получишь ли ты мои письма в пути или же найдешь их по возвращении в ставку? — Во всяком случае, они нумерованы, и ты их не перепутаешь.
Розовое небо за кухней, и деревья, густо покрытые снегом, волшебно красивы. Хотелось бы быть художником и нарисовать все это!
Приказала Бенкендорфу послать тебе через Ростовцева Евангелия.
Читать дальше