Олег Платонов - Государственная измена

В таком же духе обращались к Хрущеву В. Аксенов и Э. Неизвестный. Прохиндеи благодарили КПСС за заботу о них, восхваляли марксистско-ленинскую философию, твердили о верности идеям XX и XXII съездов партии. При всем удивительном пресмыкательстве этих деятелей малого народа перед Хрущевым в одном они безусловно были искренни — в стремлении сохранить «завоевания нашей революции», имея в виду главный ее результат — господство над Русским народом еврейских большевиков.

Русские писатели презирали подобных деятелей и избегали их. А. Твардовский, например, не считал Евтушенко настоящим поэтом, а видел в нем только фигляра, который вечно чувствует себя под прожектором [47] Чуковский К. Дневник... С. 470. 2. Эта точная оценка «творчества» Евтушенко разделялась многими. Подобным образом ценили и В. Аксенова. Русский писатель Чивилихин записывает в своем дневнике в 1963 году, какое отталкивающее впечатление производил этот еврейский литератор. «Эти фаты (имея в виду Аксенова), — записывает в дневнике Чивилихин, — узаконили в нашей литературе тип молодого литератора — фанфарона, всезнайку и трепача. Когда наступят другие времена? Что этим щеглам до народа, до его бед и проблем. Прочирикать, и ладно».

Пользуясь особым благоволением литераторов малого народа, занимавших сильные позиции в Союзе писателей и Агитпропе ЦК КПСС, Аксенова в 1963 году направляют представлять молодой советский роман на Ленинградский симпозиум европейских писателей. На этом симпозиуме Аксенов (по словам Чивилихина) произнес «гимназическую» речь, в которой, между прочим, ввернул такую фразу: «Свою-то страну я знаю неплохо» [48] Чивилихин В. Дневники... С. 168. .

Ностальгические нотки по ушедшей эпохе 20-х — начала 30-х годов олицетворялись у интеллигенции малого народа в понятии «Арбат» [49] В 20—30-е годы Арбат был заселен еврейскими чиновниками и другими представителями малого народа, служившими в различных государственных учреждениях и организациях, редакциях, издательствах и т. п. , певцом которого при хрущевском режиме стал сын видного еврейского большевика Б. Окуджавы. «Ах, Арбат, мой Арбат, ты моя религия», — пел, бренча на гитаре, этот еврейский бард, тоскуя по временам, когда малый народ чувствовал себя полным господином великой страны.

декларировал сын большевика.—

Или:

Недаром примерно в это же время другой еврейский литератор Рыбаков писал роман «Дети Арбата» (опубликован в 1980-е годы), в котором также ностальгически описывал эпоху 20-х годов.

Особняком среди творческих деятелей малого народа стоял Б. Пастернак. Этот воистину выдающийся поэт стал козырной картой в нечистой игре, которую вели против Русского народа западные спецслужбы при поддержке еврейских диссидентов и эмигрантов.

В начале 1956 года Б. Пастернак тайным образом переправил в итальянское издательство рукопись своего романа «Доктор Живаго», который явно не принадлежал к лучшим образцам русской литературы. Например, известного литературоведа К. Чуковского роман Б. Пастернака сильно разочаровал. Роман этот, писал Чуковский, «не слишком понравился — есть отличные места, но в общем вяло, эгоцентрично, гораздо ниже его стихов» [50] Чуковский К. Дневник... С. 274. . Появление этого романа на Западе было использовано в целях антисоветской (и прежде всего антирусской) пропаганды. С помощью западных спецслужб организуются шумная кампания и массовая публикация книги в ряде стран. В течение 1957 года за рубежом вышло восемь изданий романа, а уже в 1958-м — Шведская академия наук присудила за него Нобелевскую премию. Сам писатель, казалось, с горечью понял, что шумиха, поднятая вокруг него, имела мало отношения к художественным достоинствам книги. «По истечении недели, — писал Пастернак, — когда я увидел, какие размеры приобретает политическая кампания вокруг моего романа и убедился, что это присуждение — шаг политический, теперь приведший к чудовищным последствиям, я по собственному побуждению, никем не принуждаемый, послал свой добровольный отказ» [51] Правда. 6.11.1958. . Однако на самом деле Пастернак занял двуличную позицию. Утверждая о своей верности советской родине, он вместе с тем продолжал отправлять за границу материалы, которые способствовали дальнейшему усилению пропагандистской шумихи вокруг его имени. Подобная лукавая позиция взаимоотношений между писателем и властью с легкой руки Пастернака стала своего рода образцом для представителей советской интеллигенции. Убеждение в том, что только на Западе могут понять и оценить настоящий талант, широко распространяется, особенно среди интеллигенции малого народа. Характерно настроение Пастернака: «Жить мне в Советском Союзе невозможно, и я вижу только два выхода из создавшегося положения: покончить с собой или уехать в Англию, там я буду жить свободно и меня оценят по достоинству и побеспокоятся обо мне» [52] Источник, 1993. № 4. С. 107. В материальном отношении жизнь Пастернака выгодно отличалась от жизни абсолютного большинства писателей. Он имел большую квартиру, двухэтажную дачу, машину, деньги на сберкнижке, получал большой доход со своих книг. .