Элеонора Никишина - Об «истинной стоимости» товаров

Итак,«в идеале», принцип абсолютной эквивалентности обмена тождественен столь же абсолютному застою, но никоим образом не может вывести за пределы буржуазных отношений. А поскольку жизнь вопреки нелепому принципу все-таки продолжается, то нововведение (стоимость выражается не в овеществлении рабочего времени, не в особом товаре - деньгах, а в самом рабочем времени), не меняя существа отношений, придает поверхностным отличиям этакую идеологическую видимость «социализма». Но рынок с необходимостью возвращает все на круги своя; цена, как ни в чем не бывало, колеблется вокруг стоимости, и потому часовой бон, как бы его ни конституировали, «представлял бы в противоположность ко всем товарам некое идеальное рабочее время, которое обменивал ось бы то на большее, то на меньшее количество рабочего времени и получало бы в боне некоторое обособленное, собственное существование, соответствующее этому действительному неравенству. Всеобщий эквивалент, средство обращения и мера товаров опять противостояли бы товарам в качестве чего-то индивидуализированного, подчиняющегося собственным законам, отчужденного, т.е. со всеми свойствами нынешних денег, но не оказывая их услуг. Однако путаница достигала бы несравненно больших размеров в результате того, что тем мерилом, при помощи которого сравниваются товары, эти овеществленные количества рабочего времени, был бы не третий товар, а их собственная мера стоимости, само рабочее время» (Маркс, т.46, ч.1, с.80). Рано или поздно, путаница с необходимостью должна разрешиться в пользу действительных денег, т.е. обладающих покупательной способностью не только в этой замкнутой системе, но и на мировом рынке вообще. Точнее, в эту систему должны властно внедриться настоящие мировые деньги, обращая в прах не выверенный, не отшлифованный полноценным рынком, «деревянный» денежный суррогат.

Жизнь всегда полнее, драматичнее, катастрофичнее любых теоретических предвидений, и Энгельс лишь иронически посмеивается, изображая бесславное, но, увы, закономерное разложение «социалитета», любовно сконструированного Дюрингом, предвидя, впрочем, такие детали, что некоторые граждане с помощью своих мировых денег, вполне возможно, предпочтут «не медля не минуты...сбежать из коммуны». А ведь «хозяйственная коммуна», о коей здесь идет речь, смоделирована именно на принципе «абсолютной стоимости», на основе которого г-н Дюринг надеется приравнять разные виды труда. Однако, объективный ход вещей неумолимо ведет ее к вырождению в обычное капиталистическое предприятие. Правда, Дюринг с самого начала допускает металлические деньги, считая золото «деньгами по своей природе». Но в расчетах между коммуной и ее членами они поначалу выполняют роль простых квитанций, удостоверяющих количество рабочего времени. Затем связь между деньгами и индивидом, их заработавшим, утрачивается, они становятся безличными, отчуждаемыми, приобретают форму сокровища и тенденцию к образованию капитала. «Все "законы и административные нормы" в мире, - замечает Энгельс,- так же бессильны изменить это, как не могут они изменить таблицу умножения или химический состав воды». (т.20, с.316). «Деньги добиваются здесь свойственного им нормального употребления наперекор тому злоупотреблению, которое г-н Дюринг хочет навязать им...» (с.317).

Вот ирония истории. Тот путь, который Маркс и Энгельс, исследовав теоретически, подвергли уничтожающей критике, наше общество, увы, проделало на практике, действуя якобы «по Марксу»! Мало того: находятся горе-марксисты, готовые снова тащить нас в этот порочный круг. Однако в этом нет ничего удивительного или злонамеренного. Не так-то просто вырваться из отношений частной собственности, и Маркс не случайно говорил о «долгих муках родов» нового общественного строя.

Видеть суть социализма в справедливой дележке - это значит с самого начала отрицать общественную собственность. В том-то и дело, что дележка совместного богатства – средств производства, производительных сил - при социализме вообще отсутствует, т.е. все материальное богатство, за исключением предметов индивидуального потребления, принадлежит всем, всему обществу, и никому в частности. Не принадлежит, в частности, и государству, тем более бюрократическому. Да и несовместима общественная собственность с современным типом государства, будь оно хоть тысячу раз «правовым».

Однако, отношений общественной собственности, при всей их простоте и естественности, нынешний заурядный обыватель, как правило, не может себе представить, хотя они, в, так сказать, молекулярном виде, существуют во всякой более или менее гармоничной семье, вообще везде и всюду, где люди относятся друг к другу непосредственно как люди, и производят, и используют вещи не для обмена, а по их прямому назначению. Господствующие вещные отношения навязывают иной, прямо противоположный образ действий и мыслей, превращая индивида в частного собственника, не испытывающего даже и потребности быть действительно человеком среди людей. Его ущербное сознание никак не может представить себе социализма и коммунизма без «частной собственности в ее двоякой форме - в виде дележа и в виде наемного труда». (Маркс, Энгельс, т. 3, с.204). А мелкий собственник, т.е. притесняемый со всех сторон «честный труженик», особенно страстно жаждет социальной справедливости, которая и состоит для него не в чем другом, как в «отдайте мою честно заработанную долю!» И хотя материальное производство стало по преимуществу крупным, общественным, никем в частности не приводимым в движение; хотя ни один готовый продукт этот о производства никем в частности не создается (не только отдельным рабочим, но и отдельным предприятием и даже отраслью); хотя современная наука, техника, разделение труда да и сами люди в их соответствующем развитии и взаимосвязи составляют ВСЕОБЩУЮ производительную силу, созданную и всеми предшествующими поколениями, воспроизводящую всю совокупность условий нормальной человеческой жизни, только если она действует в органическом единстве, - честный труженик наперекор этому надеется присвоить из всего огромного и слитного материального богатства именно ту, и только ту «долю», которая якобы им самим произведена и, следовательно, «по справедливости» ему принадлежит. И никакой действительный социализм, основанный не на идее справедливости (и вообще не на какой бы то ни было идее), а на вышеуказанном общественном характере производства, просто-напросто не приходит ему в голову. И это при том, что материальная предпосылка социализма (единое крупное производство) не только имеется теперь в наличии, но самым драматическим образом разрушается и гибнет у всех на глазах. Разрушается, ставя под угрозу само человеческое выживание, делая невозможной, то и дело срывая, всякую связную производственную деятельность, обращая в ничто, попусту развеивая силы и время, затраченные тружеником на том или ином ее этапе, не исключая самых трудоемких.