Феликс Саусверд: Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

— Так, значит, заинтересовали вас мои листочки? — спросил он, узнав о цели визита.

— А разве могло быть иначе? — вопросом на вопрос ответил Конрад.

— Бывает. И весьма часто. Отправляю вам что-то, ведь архивы до сих пор разбираются, а реакции никакой. Как в братскую могилу. Когда нашел эти листочки, то позвонил шефу вашему, предупредил, что посылаю. Он ответил — давай, присылай, найду, говорит, тут сыщика, пока неиспорченного, пусть умом пошевелит, а то мои выдающиеся мастера сыска заняты более важными делами. Для них, говорит, твои открытия, что семечки, только они их нераскусанными выплевывают и докладывают, что там ничего нет, это фантазии старого Линде.

— Вы меня хотите заставить краснеть, — засветился Конрад.

— Если можешь — красней, это значит совесть у тебя точно на месте, — улыбнулся Линде. — Только шеф ваш в людях разбирается, и раз доверил вам это дело, то я помогу, доверил бы другому — помог бы и ему. Итак, с чего начнем?

— Нам неизвестно, кто снабжал политохранку всей этой информацией, — сказал Конрад, — но можем ли мы определить офицера, который составлял эти справки?

— Маловероятно. Справки анонимные, подписей нет. И потом, он мог лишь диктовать, а печатал кто-то другой, — возразил Линде.

— Вряд ли. Ведь информация важная, вон как ее камуфлировали. События в разных концах Латвии, а машинка одна. Следовательно, и человек один, тот, кто печатал. Может, поищем документы, исполненные на этой машинке? Найдем с подписью, — предложил Конрад.

— А если не найдем? А вы сравнивать шрифты умеете? — спросил старик.

— Я? Не очень, — честно признался Конрад. — Но у нас есть специалисты. Давайте отберем похожие, а в следующий раз я позову эксперта.

— Вы думаете это просто? Отберем, отберем… Вы знаете, что я думаю?

— Что?

— Вы неправы, что это важная информация. Это рядовая информация. А вот то, что ее камуфлировали, — это да. Значит…

— Значит, человек этот, в смысле гад этот, был очень уж ценным, — досказал Конрад.

— Не то, не то, — морщил лоб Линде, — если он ценен, следовательно…

— Он снабжал их чем-то сверхважным, чего в архиве нет, — воскликнул Конрад и добавил. — В письменном виде это даже не отражалось.

— Не спешите, не спешите. Чуть медленнее. В архиве есть много чего, но нельзя же все наши сенсации пристегивать к вашему иксу. А вообще вы правы. Хвалю. Надо искать похожий шрифт, сотрудника. Возможно, ваша гипотеза и не лишена смысла. Как ваше имя?

— Франц. Это так важно?

— Да нет, просто раз сотрудничать будем, то и познакомиться не мешает. Меня зовут Альберт Карлович, — ответил Линде. — Так какие высоты вы думаете сейчас брать, Франц?

— Я думаю, пока вы будете искать бумаги с шрифтом этой машинки и с подписью, я поговорю со всеми живыми, кто упомянут в ваших листиках.

— Имейте в виду, что там могут быть и призраки.

— Умершие?

— Нет, нет. Охранка имела обыкновение упоминать в таких бумажках лиц, не бывших при событии. Это сбивает со следа.

— Хорошо, скажем, упомянуто всего там двадцать семь человек при пяти эпизодах. Если пять из них, как вы, Альберт Карлович, говорите, тени, призраки, то остальные…

— Только не увлекайтесь арифметикой. Поверьте мне…

— Господи, да я только и делаю, что впитываю в себя советы бывалого, как теперь говорят.

На этом тогда и расстались. Прошло три недели. И вот сегодняшний разговор. Что же… одну высоту взяли. Круг постепенно сужался. И вот этот Зарс. Он? Поди докажи. Докажи, докажи…

— Ладно, Зарс, дайте пропуск, отмечу, придете через два дня.

— Во сколько?

— В одиннадцать…

Одиннадцать и было тогда арестовано. Одиннадцать из двенадцати. Семь были для путаницы выдуманы и приплюсованы. Да? Ошибиться нельзя. Если же в этой семерке кто-то… Да нет, они отпали. Но из семи трое потом на фронте погибли. Их нет. Среди них? Не надо арифметики?

Зазвонил телефон.

— Да, Конрад слушает. Да, узнал… Конечно знаю, ее фамилия Ласе… Что? Господи… Вот это да, Альберт Карлович! Это нокаут. Кому? Ему. Я завтра у вас буду, да, с утра, в десять.

Конрад пошел к Федору, но кабинет был закрыт.

«Ладно, поделимся новостью завтра. Путь теперь Федя скажет «что это нам дает», — подумал Конрад и, оставив записку под дверью кабинета начальника, что завтра явится на службу к одиннадцати, оживленный в предвкушении, как ему казалось, успеха, побежал домой.

И вот опять вечер. Конрад сидел в приемной шефа, в самом отдаленном ее уголке, держа на коленях папку с бумагами. Его визиту предшествовали оживленные переговоры Феди с несколькими ответственными товарищами рангом выше Феди, но пониже шефа. Сосед Конрада по кабинету — Казимир, которого все, кроме Франца, называли ласково Казик, изобразил в лицах сцены мотания Феди по кабинетам начальства с целью заинтересовать их важность содержимого папки и прорыва с нею к шефу для поднятия своих пошатнувшихся акций. По версии Казика, начальство недовольно хмыкало, ибо дело было сырым, путаным, никто его толком не знал, однако было ясно, что не исключены встречи с очень ответственными в республике людьми, поэтому встревать в него Феде не позволили, а было сказано Конраду явиться для доклада шефу к шести часам. Казик с его опытом определил, что, во-первых, на первоначальных архивных документах была резолюция шефа «Доложить» с известной всем почти разборчивой подписью, означавшей, что он разбирался с содержанием внимательно (в иных случаях он ставил просто загогулину, свидетельствующую об ознакомлении со сто первой, рядовой задень бумагой). Во-вторых, Феде пояснили, — что, дескать, пошли этого молодого в качестве проявителя ситуации, а потом посмотрим. В-третьих, шефу нравится встречаться с начинающими сотрудниками, Конрад попадет к нему в качестве новенького, он не тупица, и шеф может благодушно отнестись к Феде за его воспитательную работу по выращиванию ранних талантов, и тем самым Федины акции вновь подскочат на два пункта. Так раскладывал ситуацию по полочкам Казик, который знал если не все, то почти все.