Михаил Мирович - Моисей. Записки Финееса

Обращает на себя внимание стремление «Финееса» как бы смягчить отдельные моменты ортодоксального иудаизма. Так, излагая законодательство Моисея, он подчеркивает его универсальное, общечеловеческое, а не узконациональное значение. Это может говорить о том, что труд был рассчитан не только на еврейского читателя, но и на иноверца.

Не лишено оснований мнение, что данный текст был известен некоторым историкам I века н. э. и использовался ими. Некоторые, видоизмененные и перекроенные фрагменты говорят о том, что с настоящей рукописью был знаком и Иосиф Флавий.

Имея дело с подстрочником на немецком языке, выполненным (кстати сказать, чрезвычайно добросовестно) уже упоминавшимся Михаэлем Вассерманом в 1867 г. и ранее в России не издававшимся, мы столкнулись с определенным затруднением в транскрипции имен собственных. Как, к примеру, воспроизвести имя главного героя: традиционное «Моисей», либо исторически точное «Моше», либо «Мозес», как в немецком оригинале. А Иисус Навин — Иешуа, Ешуа, Егошуа, Еошуа? Не меньше разночтений в географических названиях.

После некоторых колебаний мы решили прибегнуть к привычной для русскоязычного читателя транслитерации, принятой в синодальном переводе Библии.

Разбивка текста на книги и главки принадлежит М. Вассерману.

Переводчики будут считать свою задачу выполненной, если их скромный труд хоть в малой степени поможет Вам приблизиться к пониманию Пятикнижия Моисея, Священной истории, познать огромный и сложный мир, который, хоть и давно ушел в прошлое, но по-прежнему питает нашу культуру и формирует нравственность современного человека, являясь основой величайших религий.

Меня зовут Финеес. Я стар, очень стар — в нашей семье почти все были долгожителями. У меня уже не осталось ровесников, и мне не с кем вспомнить былое, некому поправить меня, дополнить мой рассказ или подсказать забытое имя или выпавшее из памяти важное обстоятельство.

Я водил в бой вооруженные отряды, был судьей, много лет по праву рождения занимал должность первосвященника. Но снятся мне не битвы, не люди, которых я видел, не те мгновения, когда я был на волосок от смерти. Мне снится дом моего деда, где я провел раннее детство.

Когда я просыпаюсь, несколько мгновений пребываю между сном и явью, и они — самые счастливые в моей нынешней жизни. Затем вспоминаю о возрасте, хворях, о том, что жизнь прожита и у меня почти не осталось дел на этом свете, и мне становится грустно. Не приносят радости привычные разговоры, привычные лица и выполнение привычных обязанностей. Приятно мне бывает только с детьми — моими внуками и правнуками. Их у меня так много, что я с трудом припоминаю их имена.

Я учу детей Торе, рассказываю им о деяниях Господа, о моем двоюродном деде, который вывел наш народ из Египта и через которого Господь передал нам Свои Уставы. Я замечаю, что Моисей и Аарон для моих внуков — примерно то же, что для меня самого в детстве были Иаков или Иосиф — не действительно существовавшие, ходившие по земле люди, а как бы герои сказки. И когда я однажды мельком упомянул, что Моисей, наставляя меня, говорил то-то и то-то, один из моих внуков (или правнуков?), по имени, если не ошибаюсь, Елеазар, спросил меня с оттенком недоверия:

— Так ты, оказывается, разговаривал с самим Моисеем?

— Я знал его очень хорошо. И часто беседовал с ним — вот как ты сейчас со мной.

— Каким он был? Высоким, кудрявым, с большой бородой?

Что я мог рассказать ему о Моисее? Что он был таким же человеком, как я или этот мальчишка? Что он, так же, как и любой другой, уставал от долгих переходов в пустыне? Что у него иногда болели зубы и он любил баранину с репчатым луком и огурцами?

Или что он был Богом для фараона и пророком для израильтян? Что его лик озарялся неземным светом так, что на него невозможно было взглянуть?

И то, и другое верно, как верно то, что день сменяется ночью, а Господь сотворил небо и землю и отделил свет от тьмы.

Я мог бы поведать отроку о Моисее, ибо умею вкладывать в уши собеседников слова, которые им нравятся. Но я никогда не пытался излагать того, чего нет в Священных книгах, ибо, как мне кажется, дополнять Божественное суетным — грех. А я всю жизнь служил Господу. По Его повелению карал нечестивых отступников и поражал язычников, по Его законам судил моих соплеменников. Совершал обряды, как Он заповедал, и в Его славу.

— Ты должен записывать свои рассказы, дедушка Фи-неес, учитель и господин наш, — продолжал этот кудрявый мальчик, — дабы их знали не только мы, будущие священники, но и весь народ Израиля.