Петр Краснов - Амазонка пустыни

Фанни даже не посмотрела на него. Ей было не до разговоров.

— Царанка, — обратился Иван Павлович к калмы-ку, — барышне нельзя ехать на Мурзике. Он совсем ди-кий.

— Барышне все можно, ваше благородие, — покор-но проговорил Царанка. — Готово, барышня, садись!

Он со Стогниевым едва сдерживали всего мокрого от пота Мурзика. Мурзик бил передними ногами, стараясь ударить державших его, и взвивался на дыбы. Глаза его метались во все стороны, открывая белки то вправо, то влево. Ноздри были раздуты. Он пыхтел и временами визжал. Страшно было подойти к нему.

Фанни быстро перекрестилась, легко подошла к лошади, схватилась левой рукой за поводья и за гри-ву, а правой, по-калмыцки, за переднюю луку, люди расступились… «Пускай»! — крикнул Царанка, и Фан-ни помчалась по каменистому широкому спуску. Мур-зик прыгал, горбил спину, бил задом, и на каждый его протест Фанни сыпала ему нагайкой по обоим бокам. За ней на Аксае летел и Царанка. Когда и как он сел, никто не успел заметить. Этот выделывал курбеты еще злее, но калмык впился в него ногами и все посылал его вперед.

— Ух! Хорошо, барышня! — крикнул калмык, обго-няя Фанни и сейчас равняя свою лошадь с ее.

Иван Павлович не мог их догнать на своем сытень-ком и круглом сером киргизе Красавчике…

Скачка продолжалась минут пять. Лошади сдали, пе-ребились на рысь, а через час все трое — Фанни, Царан-ка и Иван Павлович — ехали шагом на взмыленных ло-шадях к дому. Лицо Фанни горело восторгом победы, волосы развевались, грудь порывисто вздымалась, из полуоткрытого рта блестели зубы. Маленькой ручкой без перчатки она то и дело похлопывала по мокрой шее ло-шадь, и та ежилась от ее прикосновения и подбирала голову, не зная, сердиться ей на своего победителя или при-знать его власть, покориться и быть счастливой этой лас-кой.

— Посмотрите, дядя Ваня, — сказала Фанни, пока-зывая свою руку с кровавыми пятнами, мокрую от конс-кого пота с налипшими на нее темными волосами, — всю руку в кровь разорвала поводом. Даром что поводок у меня лучшей работы, совсем мягкий.

— Вы сумасшедшая, — сказал Иван Павлович. Фанни засмеялась.

— А ваш Красавчик-то и близко не мог подойти к Мурзику и особенно Аксаю, — хвастливым тоном маль-чишки сказала она. — И что за глупое имя Красавчик! Неужели вы лучше не нашли?

— Ну и Мурзик, по-моему, не лучше, — парировал Иван Павлович.

— Вы правы… Я согласна. Это Царанка его так на-звал. У нас на зимовнике была собака Мурзик, и Царан-ка ее очень любил. Но я буду ездить на Аксае. Он сильнее и наряднее. Вы посмотрите, какой узор у него на крупе. Точно леопард, а не лошадь. И пятна, как от тени листьев. Отчего это так? Но очень красиво. Вы знаете, когда он наестся овса и вычистится, у него рубашка будет замеча-тельно красива.

— Да, добрая лошадь, — сказал Иван Павлович, не-сколько обиженный замечанием насчет Красавчика.

— А вы все-таки бука, — кокетливо сказала Фан-ни. — Ну, попробуемте пойти рысью. Смотрите, идет. Ах, какая рысь. Вот никогда бы не поверила, что у такой ма-ленькой лошадки могут быть такие движения.

— Торгаутские лошади считаются в китайском Туркестане лучшими лошадьми, — сказал наставительно Иван Павлович.

— Ах, дядя Ваня, я хотела бы достать отличного турк-мена. Говорят, они рослы и резвы, как чистокровная ан-глийская, а нарядны, как араб. Ах, если я разбогатею, я заведу себе завод, где будут самые лучшие в мире лоша-ди. И сама буду скакать на них. Я слыхала, что в Ташкен-те скачет одна барышня и берет призы. Правда?

— Да. Это Елена Петровна Петракова, дочь генерала. — Завидую ей. — Ну, вам-то нечему завидовать.

— Почему?

— Да делаете все, что хотите.

— И отравляю вам жизнь, наслаждаясь своей волей. — Нет. Но я ужасно за вас волновался.

— Милый дядя Ваня. Помните о равноправии.

— Но я мог бояться и за товарища.

Они перевели лошадей на шаг и въезжали на пост, где казаки с нетерпением ожидали возвращения лихой девушки.

Фанни, перед тем как слезать, повернулась к Ивану Павловичу и сказала, мило улыбаясь: «Спасибо, дядя Ваня, на добром слове…»

И это ласковое слово точно солнечным теплом согре-ло одинокую душу Ивана Павловича.

Фанни каждое утро уезжала вдвоем с Царанкой. Она ездила на Аксае, на котором красиво сидела в полной гар-монии с лошадью. Куда она ездила, она не говорила. Но пропадала надолго, до самого обеда.

На вопрос Ивана Павловича, куда она ездит, она ответила: «На Кудыкину гору», — а потом, точно стыд-но ей стало грубого ответа, добавила: «Тренирую ло-шадь».