Владимир Брюханов - Мифы и правда о восстании декабристов

Конституционная монархия могла родиться как вследствие насильственной революции или государственного переворота, так и в результате ненасильственного или почти ненасильственного соглашения оппозиции с правящим монархом, не желавшим рисковать собственным свержением и полной утратой прежних государственных форм — таких сюжетов тогда хватало! Республики же рождались исключительно насильственным путем!

Еще в 1820 году и Пестель, и Муравьев считали возможным для России только последний вариант. В 1821 году Никита Муравьев так уже не считал — вот это и было самым важным! Похоже на то, что Никита Муравьев еще в Минске понимал, для чего берется за свой труд.

Отметим, что и его собственные личные настроения в данный период также никак не гармонировали со стремлением к насильственному внедрению республиканского строя! Он мечтал о будущем, и мечты эти носили весьма специфический характер. Никита писал к матери в декабре 1821 года: « Мне необходимо нужно приехать в Петербург, чтобы осмотреться и выбрать какого-нибудь генерала, — я готов идти в адъютанты ко всякому — непростительно в мои лета рассуждать, что теперь мне хорошо, стало быть и впредь так будет » — типичная философия кокотки на подходе к зрелым годам!

Между тем, убедившись в отсутствии непосредственной опасности государственного переворота, но на всякий случай предохранив столицу от возвращения гвардии, Александр I счел возможным вернуться к проблеме престолонаследия.

К 12 декабря 1821 года (день рождения Александра) в Петербурге собрались все великие князья и оставались затем в столице до начала февраля.

Когда Константин приехал в Петербург, на него насели две любимые им ближайшие родственницы — мать Мария Федоровна и сестра Мария Павловна — и уговорили, раз уж все так получилось, уступить право на трон младшему брату. Константин покорился, и 14 января 1822 года составил послание, которое подверглось правке Александра.

Сравним текст до правки Александра и после нее. Константин, сославшись на отсутствие дарования, сил и духа, нижайше попросил Государя передать его « право на то достоинство », которое по рождению принадлежит ему, Константину, тому лицу, кому это право принадлежит после него. Далее Константин написал (выделим слова, подвергшиеся правке): « Сим самым я могу дать еще новый залог и новую силу тому обязательству, которое я дал при случае развода моего с первой моей женой. Все обстоятельства нынешнего моего положения меня наиболее в сем убеждают и будут пред государством нашим и светом новым опытом и новым залогом в непринужденном моем на то согласии, будучи торжественно сделано ».

После правки Александра получилось: « Сим могу я прибавить еще новый залог и новую силу тому обязательству, которое дал я непринужденно и торжественно , при случае развода моего с первой моей женой. Все обстоятельства нынешнего моего положения наиболее к сему убеждают и будут перед государством нашим и светом новым доказательством моих искренних чувств ».

Как видим, Константин и Александр придерживаются различных оттенков, характеризуя прошедшие и настоящие события. Если Консантин рискнул на новый опыт заключения искреннего соглашения с братом, то его ожидал результат еще худший, чем предыдущий.

Так или иначе, но Александр заполучил бумагу , и мог, наконец, придать делу официальный ход. Константин же снова поведал Михаилу, что вот теперь-то его отказ от прав на престолонаследие окончательно решился!

Казалось бы, теперь ничто не мешало выполнить обещание, данное еще два с половиной года назад Николаю царем по собственному побуждению, никем извне не спровоцированному. Вместо этого Александр задумывается, и 2 февраля выдает ответ цесаревичу такого содержания: « По вашему желанию предъявил я письмо сие любезной родительнице нашей. /…/ Нам обоим остается, уважив причины, вами изъясненные, дать полную свободу вам следовать непоколебимому решению вашему, прося всемогущего Бога, дабы он благословил последствия столь чистейших намерений », — иными словами, благородный цесаревич нижайше попросил царствующего брата освободить его от докучливых обязанностей цесаревича, а еще более благородный царь с благороднейшей их обоих матушкой дали полное право цесаревичу самому решать вопрос о реализации его благородных намерений.