Владимир Брюханов - Мифы и правда о восстании декабристов

Разумеется, после этого Николаю не обязательно было спрашивать прямо о Милорадовиче: вполне можно было сначала поинтересоваться о ком угодно еще — и Ростовцев должен был давать неизменно отрицательные ответы: ведь он действительно не знал или формально мог считать, что не знает, кто же еще состоял в заговоре. Так что тут принципы честности , столь обоснованно возмутившие Герцена и Огарева, даже не понявших сути игры, Ростовцевым продолжали соблюдаться. И вот вдруг вопрос о Милорадовиче задан!

А как на него отвечать? Если Ростовцев — человек честный , то нужно сказать да , но это уже будет доносом! Если сказать нет , то уже не будешь честным человеком!

Оставалось придерживать заикающийся язык, честно глядеть в глаза Николаю (говорят, редко кто выдерживал гипнотический взгляд императора!), пыхтеть, пожимать плечами и разводить руками!

Выигрышное положение заики (не случайно же Оболенский выбрал для этой миссии именно его!) позволяло, не нарушая этики общения со столь высоким начальством, тянуть время, уходить от нежелательных вопросов, тщательно продумывать дальнейшие реплики, диктовать всем этим направление переговорам и энергично использовать мимику, которую уже ни к какому протоколу не подошьешь! В результате исключалась и возможность того, что Николай, не поверивший, допустим, голословному доносу Ростовцева, выдаст его с головой Милорадовичу!

Очень не простой была эта беседа! Ведь во время нее как-то и по какому-то удобному поводу осуществился и другой важнейший честный акт: сугубо устная выдача Ростовцевым плана восстания, опять же — без указаний на лица !

Николаю же оставалось получить подтверждение вынесенным впечатлениям, после чего и произошел его очередной контакт с Милорадовичем, во время которого оба постарались проникнуть в мысли друг друга. Будущее показало, что в этот раз это лучше удалось Николаю, хотя и оппонент сделал какие-то свои выводы.

Выдан ли был персонально Милорадович или нет, но сам факт предательства Оболенским (почти наверняка — совместно с Рылеевым, поскольку и соучастие его начальника Сапожникова не подлежит сомнению) всего дела заговорщиков нужно считать несомненным.

Однако, согласившись с таким тезисом, мы должны признать, что затем у Рылеева с Оболенским не должно было возникать уже никаких моральных препятствий и для выдачи персонально головы Милорадовича.

В этом был бы даже особый рациональный смысл: тогда и вовсе никто не стал бы гнать декабристов на восстание! Поэтому Оболенскому было бы весьма полезно вооружить Ростовцева последней и самой важной инструкцией: выдав Николаю план восстания, выдать и его автора! Ради такого дела стоило поделиться с Ростовцевым самой сохраняемой тайной декабристов!

Не случайно и имя Милорадовича вдруг начало склоняться Рылеевым уже утром 13 декабря (рассказ Штейнгеля): сообщников подготавлявали к вполне определенным новостям, указывая на странности в поведении генерал-губернатора. Только новости оказались не совсем такими, как ожидал сам Рылеев.

Выдача Милорадовича, если она действительно произошла, оказалась решающим просчетом несколько наивных вождей декабристов, почти наверняка расчитывавших услышать на следующий день новость, что Милорадович засажен в Петропавловскую крепость!

Как и большинство российских подданных, они весьма инфантильно представляли себе истинные возможности самодержавного царя. Не могло им быть до конца ясным и то аховое положение, в каком в эти дни пребывал Николай!

Если Николай уже 12 декабря знал (или вычислил это по целенаправленным намекам Ростовцева позже — к 13 или 14 декабря), что Милорадович заговорщик, то что мог сделать великий князь, а затем уже царь?

Да ровным счетом ничего: устные сообщения Ростовцева к делу не подошьешь, и где доказательства?! К тому же вплоть до часа ночи 14 декабря Николай и вовсе не располагал ни малейшей административной властью над петербургским генерал-губернатором!

Вот с утра 14-го уже можно было снять Милорадовича с должности под подходящим предлогом или просто послать его на верную смерть! И именно эта альтернатива и была предложена на выбор самому генерал-губернатору Николаем I при последней их встрече на Дворцовой площади! Помимо кнута , правда, использовался и пряник : предоставлялась возможность Милорадовичу самому ликвидировать мятеж! Увы, пряник оказался несъедобным!