Владимир Брюханов - Мифы и правда о восстании декабристов

Генералы и адмиралы приняли эту мистификацию за чистую монету.

Хотя через пару суток после начала бунта, организованного Кирпичниковым, все триста тысяч войск столичного гарнизона и гарнизонов пригородов и окрестных городов не подчинялись присяге и прежнему режиму, но это была не вооруженная сила, а неуправляемая толпа вооруженных людей. Офицеры в мятеже участия практически не принимали, а солдаты вышли из их подчинения и им не доверяли. Командная система, таким образом, отсутствовала.

Достаточно было, поэтому, пары-тройки дисциплинированных и обстрелянных полков, чтобы рассеять всю эту массу. Это снова не бездоказательная гипотеза, а факт, подтвержденный опытом. 3–7 июля 1917 года именно так и случилось: небольшие силы фронтовиков рассеяли солдат столичного гарнизона, которые преспокойно попрятались по казармам, где их никто не стал беспокоить, а по городу началась форменная охота за мятежниками. Точно так же действовал летом 1917 и Верховский, будучи командующим Московским военным округом: малочисленными подчиненными силами он решительно подавлял солдатские беспорядки, вспыхивавшие в Нижнем Новгороде, Твери, Владимире, Липецке и Ельце.

Достаточно было и в феврале провозгласить амнистию или даже благодарность мятежным солдатам, самоуправством восстановившим справедливость, обещать покарать виновников прошедших безобразий, и столичный гарнизон был бы подчинен и политически обезоружен, а порядок восстановлен — только вот до каких пор? Ведь и в июле усмирение оказалось лишь временной передышкой!..

Но в феврале никто не взял на себя обязанности навести в столице порядок. Никто даже не взял на себя труд разобраться в происходящем!

Еще вечером 27 февраля Николай II отдал приказ генералу Н.И. Иванову (усмирителю Кронштадта в прошлую революцию) возглавить войска, направленные для подавления восстания в столице. Иванову были предоставлены два батальона георгиевских кавалеров, составлявшие личный конвой царя и находившиеся при Ставке, а также две бригады, пока пребывавшие в резерве фронтов — Северного и Западного.

Утром 28-го, когда царский поезд отбывал из Могилева, выяснилось, что ни Иванов, ни его воинство даже с места не сдвинулись — под предлогом не мешать графику плановых военных перевозок! Через несколько дней оказалось, что Иванов до столицы добраться так и не сумел. Ничего удивительного: ведь провожавший царя Алексеев и словом не обмолвился о телеграмме, полученной ночью от Временного комитета Государственной Думы — совсем как Чук и Гек , и с той же глубиной мудрости! Иванов же был проинструктирован весьма четко.

Выехав из Могилева, царь добровольно захлопнул за собой дверь как бы передвижной тюремной камеры. Царский поезд, лишенный радио и телеграфа, который можно было бы подключать на станциях или к телеграфной линии вдоль железнодорожных путей, не был приспособлен ни для получения оперативной информации, ни для отдачи приказов. Чисто технически он идеально подходил для того, чтобы быть захваченным заговорщиками в пути, как это и намеревались сделать Гучков, Терещенко и Крымов. Характерно, что никто из соратников царя на обратил его внимания на эту техническую особенность в течение всех двух с половиной лет с начала войны, когда царь исколесил на этом поезде пол-России и все фронты. Впрочем, и сам Николай II по своему характеру не склонен был интересоваться срочными новостями и отдавать приказы…

Только к вечеру 28 февраля сопровождавший царя дворцовый комендант генерал В.Н. Воейков на одной из промежуточных станций узнал от местных жандармов о формировании в столице Временного комитета Государственной Думы. О действительном положении дел узнавать было и вовсе неоткуда.

Между тем, железнодорожное начальство, с одной стороны — прекрасно сработавшееся с военными властями с лета 1914 года, а с другой — не забывшее, как оно само организовало всеобщую железнодорожную забастовку в октябре 1905 (был и такой эпизод в истории революции!), заставило царский поезд ехать буквально по кругу: слухи о революционных выступлениях впереди вынуждали менять маршрут.

В 4 часа утра уже 1 марта Воейков узнал, что станция Тосно на пути к Петрограду занята революционными войсками, не намеренными пропустить царя в столицу. Тогда кружным путем эшелон двинулся в другую сторону — через Бологое, Дно и Псков — ближайший пункт, где можно было воспользоваться центром телеграфной связи.