Владимир Брюханов - Мифы и правда о восстании декабристов

Великий князь, беседа которого с матерью сорвалась, горел нетерпением. Поэтому нет ничего невозможного в том, что Николай не удержался и обратился именно к Милорадовичу, который отвечал за дисциплину и спокойствие столицы и содействие которого все равно было необходимо для беспрепятственного восхождения на престол.

Но у Милорадовича был заметно более неотложный повод для выяснения отношений: он должен был сразу поставить претендента на место , а не дожидаться ни последствий возможного объяснения между великим князем и его матерью, ни дискуссий при раскрытии запечатанных документов, при которых он оказался бы в юридическом проигрыше. Поэтому он заведомо более Николая был заинтересован в разговоре, который не трудно было спровоцировать: великий князь решил никуда не уходить, а упорно дожидаться возможности говорить с матерью наедине, а Милорадовичу и вовсе некуда было спешить при таких обстоятельствах. В силу этих соображений указанный момент наиболее подходил для беседы, свидетельства о которой мы теперь приведем.

Первое из них принадлежит перу многократно цитированного князя С.П. Трубецкого, приехавшего в это время из Киева в столицу в служебную командировку и одновременно привезшего план восстания в 1826 году. Недостаток в том, что это свидетельство — не из первых рук. Итак:

« В Петербурге жил тогда частным человеком д [ействительный] с [татский] с [оветник] Федор Петрович Опочинин. Он был некогда адъютантом цесаревича и по выходе в отставку остался его другом. Помещение имел с семейством в Мраморном дворце /…/. Сближившись с Ф [едором] П [етровичем] и его женой за границей, я оставался с ними в самых коротких отношениях. Они жили, ограничиваясь малым кругом тесного знакомства. Приехав в первых числах ноября 1825 года на короткое время в Петербург, я с ними виделся почти ежедневно. Когда я приехал к нему 26-го Ноября, он рассказал мне, что в [еликий] к [нязь] Николай Павлович, как скоро получил известие о болезни императора Александра Павловича, пригласил [к] себе председателя Государственного совета князя Петра Васильевича Лопухина, члена Гос [ударственного] Сов [ета] князя Александра Борисовича Куракина и военного генерал-губернатора С [анкт]- Петербургского графа Михаила Андреевича Милорадовича и представлял им, что в случае кончины императора, он по праву, уступленному братом его Константином Павловичем, и по завещанию Александра должен наследовать престол /…/. Гр [аф] Милорадович решительно возразил, что в [еликий] к [нязь] Николай не может вступить на престол, что законы империи не дозволяют государю располагать престолом по духовному завещанию, что воля Александра об изменении престолонаследия оставалась тайною для народа, так как и отречение цесаревича, что Александр не объявил воли своей всенародно, что во всем государстве признается наследником Константин Павлович, что если покойному государю угодно было, чтоб наследовал после него в [еликий] к [нязь] Николай, то он должен был при жизни своей объявить его наследником, и что, наконец, ни народ, ни войска не согласятся на нарушение прав законного наследника, и припишет дело измене, тем более что и государь и законный наследник в отсутствии, и гвардия решительно откажется принести присягу Николаю в таких обстоятельствах, и оттого неминуемо последует возмущение в столице, которого нечем будет утушить. Совещание продолжалось до 2-х часов ночи ».

В другой редакции воспоминаний Трубецкого аналогичный текст имеет еще более выразительное продолжение и завершение: « Великий князь доказывал свои права, но гр [аф] Милорадович их признать не хотел и отказал в своем содействии. На том и разошлись ».

Заметим, что Опочинин, женатый на дочери знаменитого победителя 1812 года фельдмаршала М.И. Голенищева-Кутузова и бывший адъютантом Константина Павловича в 1800–1808 годах, был действительно человеком, лично близким к цесаревичу. Опочинин в эти дни вошел в моду — перед ним прямо заискивали. Едва ли от делать нечего торчал около Опочинина и Трубецкой. И сам Николай Павлович, как будет рассказано, тоже был вынужден прибегнуть к его услугам.

Неудивительно, что после состоявшейся ночной беседы впавший в отчаяние великий князь склонился к капитуляции, о чем и поведал адъютанту, — но это еще не было его окончательным решением! Возникает вопрос: почему Николай все-таки не решился снова обратиться к матери за помощью — ни этой же ночью, ни утром, ни позднее? Это мы рассмотрим чуть ниже.