Владимир Брюханов - Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

Вот теперь-то, похоже, Георг и был-таки посвящен тестем в тайну клада и стал его хранителем.

Иоганнес Шиккельгрубер умер относительно вскоре после дочери — 12 ноября того же 1847 года, уже на восемьдесят четвертом году жизни. Остается лишь уповать на то, что за совершенное соглашение он не расплатился насильственным лишением жизни!

Понятно, что Георгу теперь заведомо хватило средств еще на десяток лет жизни — уже безо всяких упоминаний о ночлеге в корыте ! Но где он жил, что делал, поддерживал ли отношения с сыном и какие именно — ничего об этом не известно: он был и остается слишком неинтересной фигурой для историков, совершенно неконкурентноспособной в этом отношении по сравнению с какой-нибудь Штефани из Линца!

Вот Церковь позднее проявляла явно заинтересованное внимание к этому семейству — мы будем иметь возможность неоднократно отмечать это. Еще бы: если Католическая церковь вообще проявляла и проявляет какое-либо внимание к тайной жизни незаурядных семейств, богатых и влиятельных — в данную минуту или потенциально (а в принципе в этом, вроде бы, сомневаться не приходится!), то было бы просто грехом с ее стороны пройти мимо семейных тайн Шикльгруберов и Гитлеров! Тем более, напоминаем, что это были семейства, тесно связанные с католическим духовенством предшествующими веками взаимовыгодного, тайного и опасного сотрудничества!

Будущее же уже десятилетнего Алоиза сложилось все же заведомо не так, как это очевидно было обговорено между его родственниками в последние дни жизни Иоганнеса Шиккельгрубера. Последнему все же не удалось достичь окончательных надежных гарантий безопасности и обеспеченности внука: Иоганн Непомук ухитрился переиграть в свою пользу и эту ситуацию!

В 1838 году, когда маленькому Алоизу Шикльгруберу исполнился только год, австрийское правительство, устрашенное многочисленными жалобами производителей и донесениями таможенных чиновников об усиливающейся год от года контрабанде, было, наконец, вынужденным отменить прежние постановления, и издать новый тариф.

Сущность его заключалась в следующем: 10 предметов, большей частью малозначительных в торговле, были в нем запрещены безусловно (главные из них: суррогаты кофе и хинины, соль и искусственные воды), а 72 дозволялось ввозить с выплатой огромной пошлины (не ниже 60 % от стоимости), но не иначе, как за особым разрешением министра финансов (модные товары, железные, стальные, глиняные, шерстяные, льняные и некоторые бумажные изделия, готовое платье, писчая бумага, разные металлы, металлические изделия и т. д.). Кроме того, тариф содержал в себе еще 651 статью, в которых обозначились все остальные товары и величина взимаемой с них пошлины.

Но некоторые из этих статей обнимали такое множество специальных названий и допускали столько бесполезных различий, что применение их к практике было или невозможно, или в высшей степени стеснительно для торговли.

Так, например, предметы, известные под названием москательных и аптекарских, кроме родовых наименований, имели особо еще 200 специальных, с отдельным налогом на каждый, и многие из них настолько редко встречались в торговле, столь мало употреблялись в общежитии, что казна получала от них самый незначительный доход. А между тем, чтобы их отличить, необходимо предполагать в таможенных чиновниках весьма обширные химические и аптекарские познания. Рыбы и моллюски подведены были под пять категорий, но для них находилось 50 различных названий; для зерновых хлебов и бобовых растений было 14 названий и т. п. [310] Б.Ф. Калиновский. Указ. сочин.

На практике все это мощнейшее бюрократическое творчество не привело ни к каким существенным улучшениям: граница по-прежнему была почти непроходима для множества товаров, необходимых населению.

А контрабанда была обречена развиваться и процветать!

С 1840 года множество весьма важных экономических и статистических сочинений, вышедших в Германии, было посвящено рассмотрению вопроса о присоединении Австрии к Германскому таможенному союзу. В них представлялись выгоды, которые могли бы произойти от этого для всех немецких государств, разбирались обстоятельства, препятствующие такому соединению и во всех находилось одинаковое заключение, что неудобства могут быть только временные, между тем как польза представлялась всеобщей и постоянной. [311] Там же. Но эта проблема, как и множество других, так и не находила практического разрешения.