Нина Молева - Семь загадок Екатерины II, или Ошибка молодости

— У нас художников, господин Левицкий, немало. Евграф Чемесов — полагаю, видали его преотличнейшие гравюры. Федор Рокотов — в мастерстве портретном немалых успехов достиг. Кокоринов — архитект, что Академию художеств строит. Вы по какому ведомству служите?

— Ни по какому, князь.

— Батюшка вам поможет или кузен мой Иван Иванович Бецкой.

— Боже избави, ваше сиятельство, я не ищу протекции, но лишь одной независимости душевной и служебной.

— Вот славно! Простите мою бесцеремонность, но не стесненные ли обстоятельства материальные побудили вас обратиться к занятиям живописью?

— Я не скрываю, что стеснен в материальных средствах, но не настолько, чтобы зарабатывать себе на пропитание. Живопись — скорее для меня душевное призвание. Небольшие земли на Полтавщине позволили бы мне существовать безбедно.

— Григорий Николаевич поминал, что ваш батюшка отличается в художестве и достаточно известен как отменный гравер.

— Значит, не слишком известен, ваше сиятельство, коли для вас проявился лишь через рекомендацию любезную господина Теплова.

— О нет, господин Левицкий, прошу прощения, это всего лишь свидетельство неосведомленности моей в делах художественных. Я слишком предан занятиям литературным. Мой удел — стихи, кои удается мне сочинять с переменным успехом, в глазах моих друзей, и переводы французские.

— Я слышал, ваше сиятельство, преимущественно философические.

— Вы правы, энциклопедия французская занимает мое воображение. Я полагаю, господин Левицкий, что без всеобщего просвещения народа Россия никогда не освободится от уз рабства, кои сковывают и ее мысль, и ее волю. Каждый человек должен рождаться с одинаковыми правами, даваемыми ему государством, как их дает ему Господь Вседержитель и Натура. Но в жизни своей ему предстоит все силы полагать на усовершенствование своей нравственности, на противостояние миру соблазнов и всеобщего зла.

— Совершенно разделяю ваши взгляды, ваше сиятельство.

— Мы на это и рассчитывали, друг мой. Разрешите мне ввести вас в наш круг. Господа! Перед вами — господин Левицкий, которого столь усиленно рекомендовал нам Григорий Николаевич Теплов. Первое, самое короткое общение с господином Левицким убедило меня в том, что мы будет иметь в его лица единомышленника и друга. Так вот, господин Левицкий, я представляю вас Алексею Андреевичу Ржевскому, Ипполиту Федоровичу Богдановичу, сочинителей и пиитов, и, прежде всего, Михаилу Матвеевичу Хераскову. Если все мы можем назвать себя всего лишь начинающими литераторами, Михаил Матвеевич уже успел прославиться изданием поэм „Плоды наук“ и „Храм славы“, трагедии „Венецианская…“

— „…монахиня“, не правда ли?

— Вам довелось ее читать?

— И с превеликим удовольствием.

— Автор может чувствовать себя только польщенным, тем более, что, мне сказывали, вы петербургский житель и только что приехали из северной столицы.

— Это правда, как правда и то, что театралы петербургские наслышаны о постановке на сцене московской иронической поэмы господина Хераскова „Безбожник“.

— После этого я и вовсе не сомневаюсь, что нам будет легко вместе работать. Вы знаете, о чем речь, господин Левицкий?

— В самых общих чертах, ваше превосходительство.

— Более частные нам предстоит сейчас определить. Итак, господа, торжество, которое мы должны сочинить здесь, должно заключать в себе программу наступающего царствования.

— Программу? Но разве самодержцы имеют какие-либо программы, кроме неограниченного использования власти?

— Так не бывало, но по желанию вступившей на российский престол самодержицы именно так должно впредь быть. Я предлагаю, господа, тему обещания мирного царствования ради развития промышленности, сельского хозяйства…

— И всех видов искусств!

— Непременно внимание к юношеству, ибо только ему достанется пожинать урожай сего благого посева.

— Но это следует превратить в фигуры аллегорические, как, например, „роскошь и праздность запрещенные“. Такое изображение возможно, господин Левицкий?

— Каждая аллегория может найти свое воплощение. Французы дали тому примеры неисчислимые.

— Тем лучше. Непременно нужно „Ободрение художеств“.

— И „Истина и достоинства венчанные“.

— „Спокойствие, поражающее несогласие“. Если аллегория предстанет не слишком явственной, ее можно дополнить приличествующею надписью, не правда ли?

— Мы забыли о „Безопасности границ Российской империи“. Они непременно должны присутствовать.