Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича

Общая ситуация, в которой находилось дворянство, нами описана выше. Остается добавить, что на ее развитие влияли многие факторы, и поэтому ухудшение происходило не постоянно и постепенно, а волнами — как и положено экономическим процессам. Вот и в годы, предшествовавшие декабрю 1825, был период, крайне неблагоприятный для помещичьих хозяйств.

Еще политика Наполеона, пытавшегося установить «континентальную блокаду», сильно ударила по международной торговле. Поскольку она проводилась не один год, то всюду в Европе создались национальные и региональные рынки, защищенные от иностранной конкуренции. С падением Наполеона пали и все установленные им запреты. Запасы, не находившие сбыта внутри стран-производителей, были выброшены на международный рынок. Соответственно покатились вниз цены: на зерно, в частности, на Берлинской бирже — в три раза за несколько лет. И, о ужас! — волна банкротств, охватившая всю Европу, мгновенно доказала, что без таможенной защиты долее существовать невозможно.

Дружной ответной волной все государства, защищая каждое свою собственную экономику, воздвигали таможенные барьеры — покруче наполеоновских. Это также сказалось на вывозе сельхозпродуктов из России, занявших преобладающую роль в российском экспорте — взамен чугуна в донаполеоновскую эпоху.

Падение вывоза имело прямо-таки роковые результаты. В 1817 году экспорт зерна из России составил 143,2 млн. пудов, в 1820 году — только 38,2, а в 1824 году упал до 11,9 млн. пудов. Не случайно лозунг свободы торговли стал одним из главнейших пунктов всех программ декабристов.

В 1817–1825 гг. сокращение экспорта было прямым ударом по небогатым и без того помещичьим карманам. Кризис сбыта зерна и падение покупательной способности потребителей ударил и по российской промышленности.

Резко ухудшалось финансовое положение государства: только с 1820 года по 1822 государственный доход сократился с 475,5 млн. руб. (ассигнациями) до 399,0 млн. Соответственно дефицит бюджета вырос тогда же с 24,3 млн. до 57,6 млн. Осенью 1825 года министр финансов Канкрин писал к Аракчееву: « Внутреннее положение промышленности от низости цен на хлеб постепенно делается хуже, я, наконец, начинаю терять и дух. Денег нет ».

Не хватало их и заговорщикам.

Спокойствие основной крестьянской массы и ее готовность поддержать власть и порядок базировались на том же фундаменте: коль скоро хлеб было трудно продать, то его можно было больше проесть, а на худой конец — выпросить, побираясь у сердобольных соотечественников. Так что кризис для дворян и государства — вовсе не кризис для крестьян. На этом мы еще остановимся, разбирая ситуацию уже второй половины ХIХ века.

Затруднения испытывали и богатые помещики, преобладавшие среди наиболее активных заговорщиков. Трудности сбыта урожая ударили даже по крупнейшим поместьям, сохранявшим оброчную форму эксплуатации крестьян: последние, естественно, не могли выплачивать дань в прежних размерах — ниже мы приведем красочные примеры. Вводить же барщину в данный момент было и хлопотно, и не имело никакого экономического смысла: к чему помещику увеличивать производство зерновой продукции, которую почти невозможно реализовать с выгодой?

Попытки найти полезное применение своей крещеной собственности, излишней для выращивания излишнего зерна, в той общеэкономической обстановке успеха не имели. Например, суконная фабрика, заведенная в своем имении декабристом Луниным, вступившим к тому времени во владение имуществом умершего отца (около двух тысяч душ крепостных), дала владельцу за 1824–1825 гг. только 2 % прибыли и была закрыта.

Кризис дворянства носил, таким образом, всеобъемлющий характер. Он рассосался лишь со временем, когда стабилизировалась международная таможенная политика, продолжился рост продовольственных потребностей в Европе, а Россия снова, с тридцатых годов ХIХ века, заняла доминирующую роль в экспорте зерна. Это позволило стабилизировать общеэкономическую и политическую ситуацию почти до конца царствования Николая I, но это уже не имело никакого касательства к декабристам и их политической борьбе.

Не удивительно, что у дворян рождались мысли о необходимости замены властей и порядков — это был дух времени. Дворянское недовольство никак не могло испариться.

Оппозиционные беседы, раз начавшись, уже не прекращались.

Показательно, что независимо от основного ядра заговорщиков, сформировавшегося в 1814–1817 гг., позже по сугубо собственной инициативе концентрировались совершенно иные группы людей со сходными настроениями. Одни из них находили рано или поздно выход к уже существующему Тайному обществу — так произошло летом 1825 года с «Соединенными славянами» на Украине, а другие так и существовали обособленно — например, кружок в Оренбурге, выданный предателем только в 1827 году.