Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича

Разумеется, абсолютное большинство россиян, не ознакомленных с текстом Манифеста от 16 августа 1823 года, не знали этого. Поразительно, однако, как это не пришло в голову никому из ученых мужей, заседавших в Государственном Совете!..

Очень любопытно, что россияне, неоднократно повторявшие, как справедливо заметил Константин, текст присяги, никогда, очевидно, о нем не задумывались!

Повторим, однако, что Государственный Совет был поставлен в нелепое положение: если абсурдно присягать Константину как лицу, уже отказавшемуся от престола, то также нельзя присягать и Николаю, уже присягнувшему Константину, а следовательно — тоже отказавшемуся от престола.

Заметим, что 27 ноября оставались, в сущности, только следующие претенденты, которые могли бы принять царство безо всяких юридических нарушений, а первым из них был малолетний Александр Николаевич!

Правда, уже 3 декабря положение было исправлено Константином.

До недавних изысканий российских историков не было известно, что накануне 14 декабря и даже прямо в этот самый день существовало нечто вроде заговора с намерением возвести на трон царицу-мать Марию Федоровну и тем исчерпать все возникшие противоречия. Во главе этого дела называют ее брата — герцога Александра-Фридриха Вюртембергского (дядю упомянутого Евгения Вюртембергского), находившегося в то время на русской службе и пребывавшего в эти дни в Петербурге. 14 декабря он принял меры к тому, чтобы оба его юных сына-офицера (21 и 18 лет) не участвовали в возникшей междоусобице.

Если к идее возведения на престол императрицы Марии Федоровны был причастен и Милорадович, то нужно заметить, что он сам 3 декабря упустил возможность реализовать это решение: появление Михаила с отказом Константина от царствования лишало Россию уже второго претендента на престол — первым отказался Николай 27 ноября. Вот именно теперь и можно было провозгласить императрицей непосредственно Марию Федоровну (это было бы незаконно, но столь тщательное соблюдение законности никого в России не интересовало — прагматические виды здесь всегда преобладают над юридическими) или даже лучше Александра Николаевича (поскольку именно он был законным наследником престола, в пользу которого Николай и обязан был уступить трон при своем добровольном отречении), а Марию Федоровну — регентшей до его совершеннолетия. Последний вариант не казался бы даже нарушением закона, да и не был таковым, если считать присягу Николая 27 ноября добровольным актом.

Прошел ли Милорадович 3 декабря мимо такой перспективы или предпочел рискнуть ради шансов на приезд Константина, но он лишился в тот момент наиболее реальной возможности довести собственную интригу до логического завершения.

Возможно, однако, и другое объяснение, освобождающее Милорадовича от упреков именно в этой ошибке: до 3 декабря вообще не ожидался отказ Константина от престола, и никаких иных вариантов попросту не планировалось. Идея же возведения на престол Марии Федоровны и появилась в ответ на решение Константина, но не сразу в первый же момент и, увы, в конечном итоге безнадежно запоздало!

Теперь Константин, не признав принесенную ему присягу и юридически безупречно объявив ее противозаконной, освободил от нее и всех присягнувших, в том числе — и Николая. Таким образом, Николай оказался освобожден и от неявного отречения от права на престол, каковым, как упоминалось, и стала для него присяга Константину — очень существенный момент с юридической точки зрения!

С того момента, как письма Константина от 3 декабря попадали в столицу (это случилось 7 декабря), вся ситуация с престолонаследием возвращалась, благодаря решению и разъяснению Константина, к той же позиции, что имела место утром 27 ноября — до присяги Николая. В результате чего, следовательно, последний вновь становился первым законным претендентом на престол.

Заметим кстати, что из множества людей, присягнувших Константину, один Николай не нарушил прежнюю присягу, но это уже просто курьез: оказывается, что никто никогда не озаботился о приведении к присяге Александру I Николая и Михаила, бывших еще малолетними в 1801 году. Почему так получилось и был ли здесь какой-нибудь умысел — неизвестно.

Второй ужасающий промах, указанный Константином, заключался в незаконности всей процедуры присяги, импровизированной тем же Милорадовичем: « сказать должен, что присяга не может быть сделана иначе, как по манифесту за императорским подписанием » — так действительно гласили законы Российской империи.