Затем камера начала показывать в абсолютной тишине толпу склонивших голову людей. Минута, вторая, третья. Грузин продолжал гордо комментировать в тишине: «И так мы стояли десять минут молча…»
И в Хуторе люди восемьдесят человек просидели десять минут, глядя на полутемную улицу Руставели в далеком Тбилиси, двадцать два дня тому назад. Мы уже знали результат, на Съезде уже выступали депутаты, офицеры и генералы. Вдруг послышался рокот дизелей бронетранспортеров, камера в руке оператора начала прыгать, толпа побежала, оператор то ли упал, то ли выронил камеру, но неподвижная камера начала показывать бегущие ноги в темноте.
Потом — яркий солнечный день, свежая зеленая трава, на траве — ряд трупов. Грузин продолжил свои комментарии: «Убили восемнадцать человек. Травили газом. Экспертная комиссия подтверждает, что этот газ советские войска использовали в Афганистане. Били и рубили саперными лопатами…»
Я был подавлен. Я не понимал гордости и торжествующей, почти левитановской, интонации молодого комментатора. Я вспоминал Мейдан в Баку и понимал, что эти клятвы не уходить с площади не только клич свободы, но и попытка кого-то сместить с поста, чему-то помешать, куда-то направить русло событий, добиться большей дестабилизации…
Когда мы вернулись в Баку, материалы конференции Антибольшевистского Фронта были уже на столе у Везирова. Меня вызвал к себе президент АН Азербайджана Эльдар Салаев и посоветовал быть осторожней:
— На собрании городского партактива Везиров метал громы и молнии в твой адрес, называл тебя полковником ЦРУ.
Что ж, звание полковника ЦРУ совпадало с моим возрастом, я вполне мог бы быть полковником. Через несколько месяцев азербайджанские национал-радикалы начнут распространять про меня слух, что я — полковник КГБ.
Мы тщательно отшлифовали наши документы — Устав и Программу. В начале мая у меня на квартире Кордсовет встретился с именитыми писателями Азербайджана — Бахтияром Вагабзаде, Исмаилом Шыхлы, Сабиром Рустамханлы и Юсифом Самедоглу. За стаканом чая мы обсудили ситуацию и заручились их поддержкой. Они сообщили, что нас поддерживает и поэт Мамед Араз, но из-за болезни не имеет возможность присутствовать на наших мероприятиях. Он дал нам карт-бланш на то, что бы упоминать его имя в числе тех, кто будет подписывать документы в поддержку НФА.
Через день Бахтияр Вагабзаде выступил по радио «Свобода» и провозгласил, что «враг Народного Фронта Азербайджана — враг Азербайджана». Это был болезненный удар по «партноменклатуре» и лично по Везирову. «Теперь он станет сговорчивее» — говорили мы. Ведь статусная интеллигенция в СССР, особенно в Азербайджане, всегда играла роль смазочного масла в шестеренках властного механизма. Теперь масло решило пойти против механизма, это был первый сигнал того, что начался слом механизма.
Активисты ВИЦ НФА размножили и стали распространять по всей республике обращение к народу, подписанные известными деятелями литературы.
Заседания на квартире Замины Джаббаровой завершились, нас приютил Юсиф Самедоглу. Его большой кабинет главного редактора литературного журнала «Азербайджан», органа Союза писателей республики, находился в огромном старинном здании напротив метро «Баксовет». Хотя помещение было запущенное, но было светло и просторно.
В середине июня Лейла Юнусова принесла весть от Грузинского Народного Фронта: «Братья! У нас пожар! Помогите!» Ситуация была серьезная — в Борчалы (грузины этот регион называют Квемо-Картли), территории от Тбилиси до границы с Азербайджаном, где проживали азербайджанцы, началось взрывоопасное противостояние с грузинами. После короткого собрания ВИЦ НФА решил мобилизовать интеллигенцию-выходцев из Борчалы и выехать в Грузию — спасать ситуацию.
Надо отметить, что к тому времени в составе Кордсовета появилось новое лицо — Этибар Мамедов, сотрудник факультета истории Азгосуниверситета, ученик Абульфаза Алиева. При ротации состава Кордсовета большинство старых членов, отдали предпочтение Этибару Мамедову, как более радикально настроенному в отношении Везирова человеку. Готовность Исы Гамбарова искать пути согласия с Везировым при автоматической поддержке Панаха Гусейнова начала раздражать большинство. Панах, как мы поняли, опекался Исой только с целью иметь два голоса при голосовании. Но и радикализм Этибара, как выяснилось позднее, имел свою подкладку, что впервые проявилось во время нашей поездки в Грузию.
Читать дальше