Константин Гордиенко - Чужую ниву жала (Буймир - 1)

Орина принесла воды, вылила в кадку, хотела выскочить из сеней, когда окликнул свекор. Приказал, чтобы сноха натерла ему спиртом поясницу ломит, болит. От этого приказа у женщины екнуло в сердце. Не знала, что ей делать. Боялась рассердить свекра - обругает скверным словом. Не посмела ослушаться. Подняла на свекре рубаху и стала натирать широкую поясницу, налитую тугим салом, гладкую, красную. Свекор лежит словно кабан, хрюкает, крякает, стонет. Скрипит под старшиной просторная деревянная кровать...

- Может, ты есть хочешь? - неожиданно спросил свекор.

- Нет, - хмуро ответила сноха.

Сердце ее билось учащенно, в глазах темнело, не видно стало окон, угнетало нехорошее предчувствие.

Свекор заговорил ласково. Коли будет она послушна ему - станет хозяйкой. Будут у нее ключи от кладовой, никто не обругает, не накричит на нее, и Яков пальцем не тронет... И никто ее не обидит. Заведутся у нее деньги - он даст, - справит она получше платье, новые сапоги, кожух сошьет... Одетая, сытая, станет распоряжаться хозяйством - сыр, масло, сало будут в ее руках, только пусть покорится ему...

При этих словах свекор проворно повернулся на бок, сильной рукой сгреб женщину, привычно бросил на подушки, только блеснули колени, придавил. Красная, до самых глаз поросшая щетиной морда противно сопела, обдавала водочным перегаром. Женщина опомнилась, вскрикнула, озлилась, двинула кулаком меж глаз, с необычайной силой ударила коленом в мягкий живот и без памяти выскочила за порог. Остановилась посреди двора, растрепанная, истерзанная...

Калитка вышел, помигал опухшими глазами на солнце, ласково позвал сноху в хату. Чего она испугалась? Пошутить с ней хотел, проверить...

У женщины от стыда затуманились глаза. Не послушалась, пошла в хлев. Свекор угрожающе сказал вслед:

- Ешь борщ с грибами, да держи язык за зубами! Смотри, чтоб я нигде не услышал!..

Припугнул сноху.

...Когда свекровь вернулась с детьми из церкви, Орина не стала даже обедать, собралась проведать мать, понести свое горе в единственный родной уголок.

Старая обида долго давила, дочь не показывалась нигде всю зиму и весну, и Чумаки не заглядывали к Калиткам - с какими глазами? А затем заболела мать, прибежала сестричка. Орина отважилась переступить родной порог, стала заходить к матери, потому что куда же деваться?

Яков приказал жене, чтобы никуда не ходила. И свекор гаркнул, вероятно, боялся, что нажалуется матери. И золовка заметила пренебрежительно:

- Пошла трепать языком на нашу семью!..

Нелюдимая, хмурая невестка не послушалась, внезапно осмелела, напала на домашних со страстными упреками: целый день она без устали работает, нигде не бывает, никуда не ходит, возится со скотиной, а ей запрещают навестить родную мать?..

Не стала больше и спрашиваться - сорвалась и, не дав опомниться людям, пошла, хоть, правда, свекровь успела присмотреть, чтобы невестка ничего не взяла, не захватила какого-нибудь узелка, пошла бы с пустыми руками.

Сестричка выбежала за ворота навстречу Орине - поджидала, что ли? Худая, высокая, она обняла Орину длинными, тонкими ручонками, тихонько сказала, что Павла сильно избили в экономии... Такая догадливая Марийка, всегда все новости о Павле передаст, никто и не спросит, - видно, понимает, что делается на сердце у Орины.

Тает дочь у Калиток, подурнела, завяла, измучена, сгорает на глазах у матери, всегда приходит молчаливая, печальная... Орина расспросила деда Савку о здоровье, каждая мелочь в хозяйстве интересовала ее. Как Галочка, как Зорька? Как управились с жатвой? С огородом? Не может она помочь матери, нелегко вырваться. О себе ничего не рассказывала, и мать не расспрашивала - разве и так не видно, в какой чести она у Калиток?

Как только Орина скрывалась с глаз свекрови, так оживала: играла с сестрой, ходила по двору, по саду, по родной земле, светилась вся, всюду заглядывала - какой порядок в хлеву, любовалась вороным жеребенком, телкой, заглянула в ригу. В этом году Чумаки не могли похвалиться урожаем, разве что Максим заработает в экономии, тогда отдадут подать, перебьются. А у Калиток хлеба хоть засыпься...

Орина сидела за столом, и мать продолжала сокрушаться, глядя на нее. Когда-то была полной, налитой, а теперь натянулись жилы на шее... Дорвалась до сытного, душистого борща, родной еды, ела жадно, проголодалась, что ли? Взяла чашку горячего молока в ладони - задрожала слеза на ресницах, потрескавшимися губами пила молоко от Зорьки.

Не оправдались материнские надежды, несчастна дочь у Калиток, на издевательство, на глумление отдали дочку... И Чумаки с Калитками не очень породнились, заносится сватья - как же, муж выслужил царский кафтан! Не в ладах сваты живут, хозяева у старшины пьют, сидят в гостях, а сватов Калитка никогда не позовет...