Александр Верт - Россия в войне 1941-1945

В Варшаве обстановка была заметно лучше. Город, конечно, являл собой трагическое зрелище. Практически вся правительственная и другая деятельность была сосредоточена в предместье Варшавы - Праге, на другом берегу реки, и через Вислу можно было перейти только по временному деревянному мосту. В собственно Варшаве в числе немногих «живых» мест были гостиница «Полония» и несколько кварталов домов за ней: здесь до самого конца жили немцы, пока горела остальная Варшава. Вокруг на целые километры тянулась пустыня, на которой возвышались остовы сгоревших домов и целые горы обломков. Возле «Полонии» была табачная лавка, торговавшая главным образом сигаретами, полученными от ЮНРРА, а «четырнадцать цветочных ларьков» Варшавы рассматривались как маленькое робкое начало возрождения жизни. Советский Союз передал в дар Варшаве некоторое количество сборных домов, автобусов и трамвайных вагонов, и ходило много разговоров о том, что Россия намерена «восстановить половину Варшавы», но верно это было или нет, все это могло показать лишь будущее. Пока что большинство варшавских рабочих занимались расчисткой улиц и ремонтом тех зданий, которые еще как-то можно было приспособить для жилья. Но поразительнее всего была вера в то, что город будет восстановлен. Демократическое правительство объявило, что это будет сделано, и это было большим его козырем в психологическом отношении. Восстановление Варшавы и граница по Одеру - Нейсе являлись двумя пунктами, в отношении которых все поляки были согласны.

Как-то во время моего пребывания в Варшаве в Краковском предместье, лежавшем в развалинах, состоялась большая демонстрация 20 тыс. рабочих и нескольких крестьянских делегаций; с балкона выгоревшего здания Оперного театра демонстрантов приветствовали все члены правительства, включая Миколайчика. Из рядов демонстрантов неслось много приветствий, но они не обязательно предназначались одному Миколайчику, Многие из этих рабочих, несших красные знамена, были члены ППР и ППС, то есть коммунисты и социалисты. «Поразительно, поразительно, - говорил Миколайчик, - видеть такую жизнеспособность в нашем народе, а ведь эти люди живут среди развалин и голодны, очень голодны…»

В 1945 г. западные земли Польши представляли собой еще пустыню. Почти все немцы ушли, и деревни опустели. Урожай убирали польские и русские войска. Кое-где постепенно появились новоселы - частично из района Львова, а частично с крошечных «нерентабельных» ферм в центральной Польше. Некоторые приезжали без скота, и хотя им передали хорошие дома немецких фермеров, где они уже развесили свои распятия, жили они почти на одном картофеле. Кое-кто из поселившихся в районе между Одером и Западной Нейсе говорил: «Здесь нам дали больше земли, чем мы имели дома, но нам нечем ее обрабатывать - у нас нет лошадей, и потом это все-таки не наша страна». Спустя два года и общая картина в этих районах, и настроение людей совершенно изменились. К 1947 г. они уже стали смотреть на эту землю как на свою страну. Ведущую роль в этом процессе сыграл тогдашний министр западных земель Гомулка.

В 1945 г. там еще жило некоторое число немцев. Мне вспоминается сын местного мельника, дюжий, курносый, веснушчатый парень. Он выглядел растерянным. «Я не знаю, куда они нас пошлют. Нам некуда идти. Я прожил здесь всю жизнь». На дороге мы встретили несколько сот немцев - мужчин, женщин и детей, которые везли свои пожитки. Старики сидели на телегах. Конвоировавшие их польские солдаты заорали на немцев, когда те остановились, чтобы поплакаться нам на свою судьбу. Немцы раньше не жалели поляков, а теперь и поляки не испытывали особой жалости к немцам.

Разрушенный Данциг, ныне Гданьск, был ужасен. Здесь происходили очень тяжелые бои, и вдоль дороги, тянувшейся по побережью, между Гдыней и Данцигом, были десятки братских могил советских солдат. Под Данцигом мы видели фашистский экспериментальный завод по изготовлению мыла из человеческих трупов, которым руководил один немецкий профессор, по имени Шпаннер. Это было кошмарное зрелище: цистерны, полные человеческих голов и тел, плавающих в какой-то жидкости, лохани со слоистым веществом - мылом из людей. Туповатого вида молодой человек, который работал здесь лаборантом и выглядел теперь очень испуганным, сказал, что завод не пошел дальше экспериментальной стадии, но то мыло, какое успели изготовить, было хорошее. Оно плохо пахло, но потом стали добавлять какое-то химическое вещество, и оно придало мылу залах миндаля. Оно нравилось его матери. По его словам, профессор Шпаннер говорил ему, что после войны немцы построят мыловаренные заводы в каждом концентрационном лагере, так что производство сможет опираться на прочную сырьевую базу. Сейчас, когда евреи истреблены, говорил ему Шпаннер, можно приняться за миллионы славян.