Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты Полярной звезды

Надо сказать, что без Евгения Ивановича Якушкина значительная часть мемуаров деятелей тайных обществ вообще никогда не появилась бы. Рукопись двух частей замечательных записок И. Д. Якушкина хранится в архиве Якушкиных, переписанная Евгением Ивановичем и его братом Вячеславом Ивановичем.

И. И. Пущин не скрыл, что Е. И. Якушкин буквально заставлял его писать мемуары о Пушкине.

« Как быть, — писал декабрист своему молодому другу, — недавно принялся за старину. От вас, любезный друг молчком не отделаешься… » 8 8. См. И. И. Пущин. Записки о Пушкине. Письма. М., 1956, стр. 41.

Также по инициативе, по настоянию или даже по требованию Е. Якушкина создавались мемуары Басаргина, Оболенского, Штейнгеля и других декабристов, о чем еще не раз речь пойдет.

Переписка Герцена и Огарева с Москвой велась в то время довольно регулярно. Хотя большая часть писем из России не сохранилась, можно не сомневаться, что издатели «Полярной звезды» знали «из первых рук», о возвратившихся декабристах. Декабристы же еще из Сибири следили за тем изданием, на обложке которого были изображены силуэты пяти казненных товарищей.

Если в I-ой и II-ой «Полярной звезде» декабристы появляются косвенно — в самом названии альманаха, силуэтах, эпиграфе, среди размышлений и воспоминаний Герцена, в стихах Пушкина, Рылеева, заметках Полторацкого, то в III-ей книге они впервые сами берут слово.

Если не считать сочинений Николая Тургенева, напечатанных за границей, то можно сказать, что декабристы впервые после 1825 г. выступили здесь в печати с воспоминаниями о своей эпохе.

Речь идет о небольшой статье «Семёновская история (1820)» (ПЗ, III, 274–282), автор которой считается неизвестным.

Часть «Полярной звезды» — одну статью — не расшифровать и не понять без целого, т. е. всей III-ей книги. Поэтому читателю придется внимательно ознакомиться с оглавлением.

Легко заметить, что III том велик, много больше I и II, и что из 338 страниц около 170 — герценовских, 150 — Огарева и около 20 — корреспондентов. Как и в первых двух томах, материал расположился в порядке поступления: чем дальше, тем позже, а перед самой сдачей тома к нему допечатывается введение «От издателя».

Непосредственно на злобу дня, о текущих или недавно протекших событиях, собственно говоря, всего две статьи («Разбор манифеста» и «Русские вопросы» Огарева). Все остальные сюжеты, либо о былом, либо посвящены внутренним, зачастую интимным переживаниям Герцена и Огарева (большинство стихотворений; главы «Былого и дум» о любви и женитьбе Герцена).

Герцен и Огарев искали и находили в своем личном былом и в былом всей страны такие характеры и ситуации, которые, по их мнению, помогали бы очеловечиванию рабов и пробуждению спящих.

Княгиня Дашкова, героиня блестящей статьи Герцена, — лицо из XVIII столетия и, разумеется, отнюдь не характерная фигура для середины XIX в. Однако Герцен находит в ней, пусть несколько произвольно истолковывая ее образ, ту независимость и внутреннюю свободу, которых недостает любому времени.

« Какая женщина. Какое сильное и богатое существование! » — этими словами завершается статья (ПЗ, III, 273). Здесь скрытое, ненавязчивое поучение.

Герцен даже затрудняется аргументировать, зачем в горячее политическое время — 1856–1857 гг. — он печатает личные, интимные главы «Былого и дум»: « Печатаю <���…> с внутренним трепетом, не давая себе отчета зачем… Может быть, кому-нибудь из тех, которым была занимательна внешняя сторона моей жизни, будет занимательна и внутренняя: ведь мы уже старые знакомые » (ПЗ, III, 70).

Герцен и Огарев очень боятся решать за других, справедливо видя в этом опаснейшую форму порабощения, порабощения авторитетом. Они только честно показывают другим свой путь к свободе. Так интимное, личное незаметно и естественно сплетается с гражданским. Снова и снова из различных исторических фактов, лиц, ситуаций, из своего былого извлекаются сложные и важные думы.

Этим настроениям соответствовала и та статья, о которой мы собираемся говорить подробно.

«Семёновская история 1820 г.», о которой 37 лет нельзя было напечатать ни слова и подробности которой, как легенда, передавались сквозь десятилетия, впервые появилась в печати.

Кроме простого желания открыть запретную страницу былого Герцен и Огарев видели в этой странице одну из любимых своих тем — бунт благородных людей. Люди — простые солдаты — не потерпели издевательств, нравственных унижений и взбунтовались, чтобы остаться людьми.