Юрий Фельштинский - Крушение мировой революции. Брестский мир

В дни, предшествовавшие объявлению войны, именно на германскую социал-демократию устремлены были взоры социалистов всего мира. Казалось, что, проголосовав в рейхстаге против предоставления правительству военных кредитов, германская социал-демократическая партия сможет остановить надвигающуюся трагедию. Однако германские социалисты проголосовали за кредиты, отчасти еще и потому, что надеялись благодаря войне свергнуть монархию в России, в которой они видели главного противника международного социалистического движения [1] Когда 1 августа 1914 года канцлера Германии Т. Бетмана-Гольвега, торопящегося с объявлением войны России, спросили, зачем, собственно, ему это нужно, канцлер ответил: «Иначе я не заполучу социал-демократов». «Он думал достигнуть этого, — комментирует в своих мемуарах Бернхард фон Бюлов, — заострив войну [...] против русского царизма». (Хвостов. История дипломатии, том II, с. 796.) И германские социал-демократы проголосовали в рейхстаге за предоставление правительству военных кредитов. .

Первыми проголосовав за кредиты, немецкие социалисты развязали руки социалистам других стран. Вот что писал об этом плехановский орган меньшевиков-оборонцев:

«Интернационал оказался слаб. Германская социал-демократия, самая могучая часть его — не только не старалась бороться со своим правительством, когда оно объявило войну России и Франции и бросило свою армию на маленькую нейтральную Бельгию, но всей своей силой поддержала своего кайзера [...]. Смешно и наивно поэтому рассчитывать на германскую революцию. Социалисты России, Франции, Англии, Италии, Бельгии и т. д. должны, поэтому, участвовать в обороне своих стран и стремиться к победе над центральными империями» [2] Русский солдат-гражданин во Франции (Париж). №211.9 июня 1918, с. 1. Передовица. .

Однако если в немецкой социал-демократии разочаровались меньшевики-оборонцы (выпускавшие газету во Франции на деньги французов), основная часть меньшевистской партии все-таки рассчитывала именно на германскую революцию. Надежды эти были столь велики, что прибывшему в Петроград весной 1917 года видному шведскому социал-демократу Карлу Брантингу ничего не оставалось, как предостеречь меньшевиков «от оптимистических надежд на то, что германские рабочие» восстанут «под влиянием и для поддержки русской революции», «а германские солдаты воткнут штыки в землю». Брантинг считал, что, пока германская армия побеждает, утопия надеяться на революционный взрыв. Считалось, что Брантинг был хорошо знаком со взглядами верхов германской социал-демократии. [3] Партия, которой по существу руководил Брантинг, перед войной была сильнейшей партией в нижней палате шведского парламента. Она удержала свои позиции и на осенних выборах 1917 года. (АИГН, 61/5, с. 21.) И сказанное было для меньшевиков неприятной неожиданностью. На созванном совещании выступивший с патетической речью И.Г. Церетели обратился «к европейскому социалистическому пролетариату» с призывом «спасти русскую революцию», «активно добиваясь скорейшего окончания войны демократическим миром». [4] АИГН, 39/9, с. 5-6. Но ничего утешительного Брантинг не сказал и не пообещал поддержки. [5] АИГН, 61/5, с. 21.

Впрочем, меньшевики напрасно намеревались найти в Брантинге объективного судью происходящих событий. Брантинг, воспитывавшийся, как и большинство социалистов, на преклонении перед германской социал-демократией, с началом войны занял резко антигерманскую позицию, проповедовал необходимость борьбы против Германии, сочувствовал Антанте, прежде всего Англии (говорили, что не бескорыстно). В Петрограде он призывал социал-демократов интернационалистов (сторонников Циммервальда) отказаться от собственной позиции и поддержать лозунг борьбы с Германией до победного конца, а не бездействовать, ожидая начала германской революции. Уверяя меньшевиков в слабости германской социал-демократии, Брантинг преследовал вполне конкретную цель: предотвратить блок германских и русских социал-демократов (направленный против Антанты); удержать Временное правительство в антигерманском лагере и нейтрализовать усилия, направленные на подписание сепаратного мира. [6] «Был ли он прав в своей трезвой до пессимизма оценке шансов германской революции?» — спрашивал себя позже один из участников совещания с Брантингом П. Гарви и отвечал: «История показала, что истина лежала посредине. Русская революция свое влияние на германских рабочих и на германскую армию оказала. Но [...] лишь военное поражение развязало германскую революцию» (АИГН, 39/9, с. 5-6).