Александр Иванченко: Путями Великого Россиянина

Но и осознав своё назначение и приняв соответствующие ему обязанности, мы далеко не сразу, не в минуту некоего озарения способны понять себя во всех взаимосвязях мира, в котором появились на свет и живём. Разгадка того, из чего, как и почему всё произошло, требует сложной и длительной умственной работы, большей частью подсознательной, которую мы в общем-то не ощущаем, однако она всегда имеет свою закономерность, вытекающую из всего нашего житейского и душевного опыта, и не столько из-за какой-то суммы знаний, сколько из их характера, поскольку каждый человек всё воспринимает по-своему. Нет двух людей, пусть они и братья-близнецы, которые одно и то же видели бы, слышали, обоняли одинаково. Существуют и разные формы познания и самих знаний, касающихся одного и того же предмета в одной и той же науке, искусстве или жизни. Ничего, однако, и ни в какой форме человек не может до конца постигнуть, преступив ступени последовательности.

Только потом, когда разум мой начал осмысливать то, что прежде лишь вбирала и накапливала душа, и ко мне постепенно стало приходить чувство ответственности за всё сущее, во мне возникло как потребность исповеди желание поклониться своим первородникам.

И тогда я открыл для себя, что моя Мисайловка – село над ещё светлоструйной в годы моего детства и отрочества Росью, откуда, как считают некоторые разыскатели начала Руси, пошла-есть Русская Земля, всегда была, оказывается, «языческой» (Ведической), то есть с верой, если применимо здесь это слово, народной, ибо язык есть народ, следовательно, язычество, относимой почти всеми монотеистическими религиями, кроме индуизма, к поганству, – мировоззрение, определяющее образ жизни, выработанное в длинной череде веков коллективным разумом самого народа, ничем не обязанного законотворчеству подобных библейскому Моисею или мусульманскому Магомету пророков, поучениям апостолов и подвижничеству страстотерпцев, а потому и не считающего их святыми. У народной же мудрости нет отдельных авторов, требующих особого почитания, и она не нуждается для своего утверждения ни в какой-то пропаганде, ни тем более в жертвах мучеников, достойных, как христианские страстотерпцы, лишь сочувствия и сожаления, поскольку смысла в их мученичестве, на мой взгляд, нет никакого. Можно раскаяться в содеянном зле и как-то, праведным ли поступком, деянием ли, исправить допущенное зло и самому исправиться к лучшему, но не тем покаянием, как у нас его понимают, посыпая себе голову пеплом, или будто бы для искупления грехов обрекая себя на страдания. Какой резон в бесплодном самоистязании? В спасении собственной души? Тогда это корыстный эгоизм, не имеющий ничего общего с истинным благом, ибо оно непременно должно приносить пользу людям; притом эгоизм неразумный – нет иной власти, думаю я, чутко внемля голосам своей души, над человеческим духом, кроме воли самого человека.

А открылось с запозданием потому, что и слова «язычество» в Мисайловке моего детства я не слышал и не помню, чтобы у нас велись какие-то разговоры на эту тему. Вся жизнь в селе казалась обыкновенной, простой и естественной, как цветение вишни. И, конечно, я не испытывал никакого душевного трепета. Когда в свои четыре года заучивал, как таблицу умножения, вот эту азбуку россичей, которая относится к первой половине 2 тысячелетия до н.э. и которой у нас будто бы не существовало, пока более чем 2,5 тысячелетия спустя не появилась кириллица. Якобы только она, кириллица, принесла нам письменное слово.

Седобородый, но ещё с полными лучистым светом голубыми глазами Учитель Зоран, носивший подпоясанную плетёным ремешком длинную белую рубаху, расшитую на груди и по ободкам рукавов рядочками восьмиконечных васильковых звёздочек, пока не говорил мне, а сам я по малолетству не мог догадаться, что он открывает передо мною какие-то важные страницы нашей древней культуры. Даже когда объяснял он чертёж Малого Сварожья (Малого Космоса или Мира и Антимира), созданный нашими пращурами в том же 2 тысячелетии до н.э., всё воспринималось мною просто с любопытством, и, хотя Зоран делал свои объяснения на древнерусском языке, вышедшего у нас из официального письменного употребления с крещением Руси и почти всеми давно забытом, у меня, малого, не возникало мысли, что язык этот какой-то особенный, как будто я знал его всегда. Всё ясно и понятно.

Наша часть Малого Сварожья представляет собою три Кола (круга). Внизу слева Коло Молока (Галактика), справа – Коло Суры (туманность Андромеды), а над ними и как бы между ними – Коло Ярила (Солнца), в котором десять планет: девять постоянно движутся каждая по своей дороге (орбите), а десятая никак места себе не определит, носится по Колу Ярила то там, то сям, потому и называется странником (Фаэтоном).