Янош Бачо - Нацизм. От триумфа до эшафота

ШТИФФ: Нет, не довел».

«Несомненно, — пишет об этих двух документах западногерманский журнал «Шпигель», — Хойзингер был информирован Штиффом о запланированном покушении. Не подлежит сомнению даже то, что национал-социалистское правосудие без колебания приказало повесить также и всех тех, кто только знал о готовящемся покушении. Так был, в частности, казнен генерал-майор Энгельхорн, который услышал впервые об этом всего за час до покушения Штауффенберга, но не доложил немедленно. Точно так же закончил свою жизнь майор фон Леонрод, который слышал от какого-то родственника, что готовится покушение «на одного высокопоставленного государственного деятеля», поэтому он быстро поспешил к своему духовнику, капеллану Верле, чтобы облегчить свою совесть исповедью тягостной тайны. «Народный суд» послал на смерть обоих, майора и духовника».

Почему нацисты беспощадно казнили людей, едва связанных с покушением, и почему они позволили уйти генералу Хойзингеру, завязшему в этом деле по самые уши? Посмотрим факты.

В связи с личностью Хойзингера уже на второй день процесса в «народном суде», 9 августа 1944 г., происходят странные дела. В очень подробный и точный отчет об основном процессе в «народном суде» 7 и 8 августа в официальном органе национал-социалистской партии «Фелькишер беобахтер» в одном месте вкрадывается странная неточность, хотя текст, подготовленный к печати, просматривается Фрейслером, а затем и самим министром пропаганды Геббельсом. По сообщению «Фелькишер беобахтер», Фрейслер поставил генералу Штиффу три вопроса — докладывал ли он о готовящемся покушении: 1) своему начальнику, 2) своему непосредственному начальнику и 3) фюреру. Все это собрано в одном-единственном вопросе: «Докладывали ли вы об этой мерзости фюреру?» И вместо трех ответов генерала Штиффа в «Фелькишер беобахтер» можно лишь прочитать: «Не докладывал».

Следовательно, фамилия Хойзингера исчезает. Случайно ли это? Обратимся в связи с этим странным делом к самому Хойзингеру. В своих мемуарах, появившихся на западногерманском книжном рынке, генерал описывает события того времени почти как в киносценарии.

По мемуарам Хойзингера, через три дня после покушения, в момент которого, кстати, он сам тоже был ранен, его приглашает гестапо и очень обстоятельно, но корректно допрашивает. Генерал описывает в книге этот допрос следующим образом:

«СЛЕДОВАТЕЛЬ: Один из обвиняемых (генерал-майор Шмендт) показал, что в начале июля 1944 года вы информировали его о готовящемся покушении. Что вы скажете об этом?

ХОЙЗИНГЕР: Не думаю. Это, очевидно, какая-то ошибка.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Посмотрим. Как вы понимаете фон этого покушения?

ХОЙЗИНГЕР: Очень просто: все это следствие того развития, которое произошло в общем положении страны начиная с 1941 года, но особенно со Сталинграда. Все это, собственного говоря, не что иное, как вершина кризиса доверия и совершенный в последний момент отчаянный шаг.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вы могли бы изложить это подробнее?

ХОЙЗИНГЕР: У меня такое чувство, что у вас нет ясной картины ни об изменениях, последовавших в общем положении, ни о всем руководящем механизме военного аппарата. Я охотно изложил бы вам это письменно, но для этого понадобилось бы несколько дней».

Офицер, которому поручили расследовать дело Хойзингера, согласен с предложением генерала. В тот же день он присылает к нему секретаря, которому Хойзингер диктует текст в четыре с половиной страницы. Затем этот документ обычным служебным путем попадает к начальнику берлинского гестапо Мюллеру, от него — к начальнику главного имперского управления безопасности Кальтенбруннеру, который передает документ имперскому руководителю СС Гиммлеру, и, наконец, документ попадает в ставку Гитлера.

А что может содержать «разъяснение обстановки» Хойзингера, или, как он называет, «памятная записка»? Совершенно точно, что он мог писать о вещах, которые нравились Гитлеру, потому что уже в конце сентября 1944 года мы видим Хойзингера, конечно, на свободе — снова в ставке фюрера, куда он является на личную аудиенцию к фюреру. О чем шла беседа, гадать не нужно, потому что о ней рассказывает Хойзингер в своих мемуарах.

«ГИТЛЕР: Я изучил вашу памятную записку, подготовленную в заключении. Благодарю вас за это письмо. Это единственная связная критика, которую я получил о моих мероприятиях во время войны.

ХОЙЗИНГЕР (после некоторого заикания): Эти мысли, которые я изложил на бумаге, проистекали из глубины моей души и, вероятно, содействовали освещению того положения, которое породило покушение».