Николай Григорьев: Илья Николаевич

Шли годы...

* * *

- Ваше превосходительство, может быть, все-таки отдохнешь?

Мария Александровна предложила мужу стакан свежезаваренного чая. Илья Николаевич, оторвавшись от работы, принял чай и жадно отпил глоток.

- Илюша, а ты знаешь, что время уже за полночь?

А он беспечно:

- Подумать только, куда мы с тобой, Маша, забрались - в генералы! Даже оторопь берет: пге-во-схо-дительство! Пгево... Даже выговорить толком не могу это пышное величание!

- А я горжусь! - И Мария Александровна приосанилась. - Горжусь твоим высоким чином и орденом горжусь. Свое, заслуженное... Но работаешь, Илья, сверх всякой возможности. Я извелась с тобой...

- Машенька! - Тут Илья Николаевич лукаво прищурился. - А ведь ты чуточку опоздала отрывать меня от стола. Я уже сам оторвался... - И он возгласил торжественно: - Финис коронат опус!

Мария Александровна, обрадовавшись, всплеснула руками:

- Закончил? Поздравляю. Только мне непонятно, зачем ты спросил крепкого чая, если работа закончена, - чтобы испортить себе сон?

Илья Николаевич повинно опустил голову.

- Прости, что не дал тебе спать. Но мне так недоставало тебя именно сейчас, в эти полуночные часы. Ведь завершился труд десятилетия - это наш с тобой совместный юбилей!

- Значит, посиделки? - улыбнулась Мария Александровна и принесла рукоделие.

Сели на кушетку, Илья Николаевич увидел лицо жены вблизи и с полной ясностью. И на нем - печать десятилетия, трудного, полного забот о куске хлеба и о детях. Вот этого самого десятилетия, юбилейного...

Усмехнулся иронии жизни. Но чтобы не выдать поднявшегося в нем чувства горечи, поспешил отвлечь внимание жены на себя.

- Маша, а ведь я старик!.. Полтина лет миновал, - сказал он уже в суровом раздумье. - Это я от одной старой чувашенки услышал. Взглянула на меня оценивающе и не ошиблась ведь. Как раз на будущий год мне - полтина...

- Ну что ж, и отпразднуем! - весело сказала Мария Александровна. - Но ведь я осталась послушать отчет, Илюша.

Илья Николаевич потрогал стопку листов на столе.

- Неужели все это читать? - Он сделал кислую мину.

- А ты расскажи самое для тебя важное. Это и мне будет интересно. - В руках Марии Александровны уже бойко поблескивал вязальный крючок. - Я жду цифр. - Она знала пристрастие мужа к математическим расчетам и в поощрение ему улыбнулась.

- Готова поскучать? Хорошо. Но до цифр еще надо добраться! А допрежь того - ну, никак не миновать Ермилу Мельника! Помнишь:

И чудо сотворилося

На всей базарной площади

У каждого крестьянина,

Как ветром, полу левую

Заворотило вдруг!

Он, посмеиваясь, продолжал:

- И несут и несут на сиротскую Ермилову мельницу, сиречь на школы, мужички наши столько медных пятаков, целковиков, лобанчиков, прожженной, битой, трепаной крестьянской ассигнации, что счет идет ежегодно уже на тысячи рублей серебром!

Мария Александровна даже вязать перестала. Она любовалась мужем, радовалась за него.

- С подписными листами, кажется, особо преуспевает госпожа фон Гольц? вставила Мария Александровна.

- Не только. Но и ее в числе других я уже неоднократно поощрял благодарностью в печати.

Особенной гордостью Ильи Николаевича стали новые школы. За десятилетие он построил 151 школьное здание. Учебный процесс в новых школах поставлен образцово; как ему и мечталось, зажегся свет маяков, столь необходимый для школ, что еще блуждают отягощенные грузом схоластических пережитков. Новые школы в огромной степени помогли Илье Николаевичу держать на уровне современных педагогических требований всю школьную сеть губернии.

Общее число школ за десять лет уменьшилось: было 460, стало 423. Однако разница в том, что цифра 460 была дутой, а теперь каждая из 423 и существует, и живет полнокровной жизнью.

В заботах об учителях Илья Николаевич проявлял не только здравый смысл начальника и организатора: "Больше людям дашь - больше с них спросишь". Нет, все, что он делал для сельского учителя, исходило прежде всего из движений его души, прекрасной в своих бескорыстных порывах.

"Вознаграждение учительского труда в среднем числе утроилось", скромно отмечает он в отчете за десятилетие. А ведь достижение - масштаба огромного. Мало того, Ульянов добился для учителя человеческого жилья на селе, права на отдых, на больничную помощь от земства. Заключив все это в скупую строчку: "Нельзя не признать, что в течение десятилетия все-таки достаточно сделано для улучшения быта учителей", Илья Николаевич тут же, зная, что отчет будут читать не только в округе, но и в министерстве, выдвигает перед правительством и общественными учреждениями целую серию новых настоятельных просьб.