Николай Григорьев: Ленинский броневик

В вечерней мгле замелькали освещенные окна в три ряда, все чаще, чаще, пока не превратились в цепочку огней. Казалось, нет конца этому столетней давности угрюмому корпусу на Обводном...

- Первая проходная! - объявил кондуктор.

Нет, не здесь.

- Вторая проходная!

Домокуров вышел из вагона. Старичок вахтер в проходной, взглянув на удостоверение, объявил:

- К Егору Лещеву? Имеется дядя Егор. Как раз заступил в ночь. - А сам позвонил куда-то, промолвил: - Товарищ из революции музея... - И ему разрешили необычного посетителя пропустить.

Тесный коридор, где то и дело приходилось останавливаться, чтобы дать дорогу вагонетке с сырьем или готовыми изделиями, которую толкали по рельсам вручную.

Наконец вход в горячий цех.

Домокуров приоткрыл тяжелую железную дверь, а навстречу ему облако пара. Шум, шипенье котлов, невнятные в сырости голоса рабочих...

В этом цехе, в массивных стальных котлах провариваются под давлением как бы огромные сырые бублики. Тестом для них служит смесь из каучука, серы и сажи. А извлекают из котлов автомобильные шины. Называется этот процесс вулканизацией.

Сергей, набравшись духу, шагнул по мокрому плитчатому полу - ему показали котел Лещева. И узнал его человек, помахал приветливо. Выкрикнул несколько слов, велел Сергею дождаться звонка - перерыва в работе.

* * *

Лещев, шлепая босыми ногами, вышел из цеха к Сергею.

- Ну, вот я, и в своем законном виде!

Были на вулканизаторе только плохонькие брюки да брезентовый фартук с высоким нагрудником, заслонявший голое тело от пара.

Сели в уголке перед бочкой, в которой плавали окурки.

Домокуров машинально вынул портсигар. Да и не стал закуривать... И говорить вдруг расхотелось, ныть, стонать... Просто ему хорошо, душевно, уютно возле добродушного великана.

Между тем Егор Фомич, отдохнув, принялся, причмокивая, попивать молоко из бутылки. Он очень гордился тем, что получает молоко за вредное производство. Бесплатно. От Советской власти.

- А у тебя, Сергей Иванович, я вижу, своя вредность... Ну-ка выкладывай, какая нужда пригнала тебя сюда. Ведь ночь на дворе!

- А я соскучился по вас, - пробормотал Сергей, - вот и все мое дело... Да вот еще заметка любопытная в вечерке... Прочитал я и огорчился: стоять бы броневику у нас в музее, с которого Владимир Ильич Ленин... А где он, тот броневик, никто и не ведает. С ног я сбился...

- За броневик страдаешь - и это все!.. А я уж, глядючи на тебя, подумал, не из больницы ли ты выписался... Эх, парень, надолго ли тебя в жизни хватит при этаком-то самоедстве... Обучился в университете и считаешь: сразу привалила тебе ума палата. Ан нет, ум хорошо, а два-то лучше.

И тут Лещев прямо-таки ошеломил парня известием:

- Нужны тебе сведения об историческом броневике? Да распожалуйста! В полном виде можешь получить здесь, у нас на заводе!

* * *

Собрание ветеранов "Красного треугольника" происходило в библиотеке-читальне завода. Приглашенные работницы и рабочие сидели чинно, с достоинством, как приличествует пожилым людям, тем более при такой повестке дня, как подготовка к десятилетию своего родного государства.

Здесь же, среди ветеранов, и Егор Фомич. Сияет как красное солнышко. Еще бы - устроил дело Сереги!

Собрание вел товарищ Семибратов, секретарь парторганизации завода. Он был здесь новым человеком, но своей простотой и отзывчивостью уже сумел снискать уважение рабочих.

Что же касается заводской комсомолии, то парни и девушки, как услыхал Сергей, поголовно влюбились в него. "Политкаторжанин! - с гордостью осведомили ребята Домокурова. - В царских карателей стрелял в девятьсот седьмом. С тех пор Ермолаич в цепях маялся, закованный, до самой революции... К нему с каким хошь делом - не прошибешься!"

Егор Фомич представил Домокурова партийному секретарю, и Константин Ермолаич понял парня, успел даже посочувствовать ему и в готовую уже повестку дня собрания включил пункт: "Ленинский броневик".

Из сидевших в президиуме Семибратов, пожалуй, был самым невидным. Малорослый, с испорченным оспой лицом. Бородка кустилась неровно между проплешинами. И сам плешивый. Но все это не мешало Домокурову глядеть на Ермолаича глазами влюбленных в него комсомольцев.

Собрание одобрило доложенный парткомом план подготовки завода к юбилею. Потом пошли разговоры о разных заводских делах. Да и не только о заводских.

Кто-то из рабочих спросил секретаря:

- А как у нас отношения с американцем? Неужели и к десятилетию Советского государства не признает нас де-юре?