Алексей Тимофеев - Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945

Непонимание глобальной мировой политики, убеждение в том, что путь королевской румынской и царской болгарской армий неприемлем для бойцов «первой гериллы Европы», предопределили трагическую судьбу лидеров ЮВвО, пытавшихся наладить контакты с РККА. Предраг Ракович погиб 15 декабря 1944 г. в селе Миоковцы, у Чачака, в доме, окруженном бойцами 2-й пролетарской дивизии. Драгутина Кесеровича арестовали и расстреляли 17 августа 1945 г. в Белграде. Велимир Пилетич больше никогда не увидел Родины и умер в изгнании во Франции.

Последними следами советского вмешательства в гражданскую войну в Сербии было взятие в плен группы бойцов Сербского добровольческого корпуса в 1944 г. Вместе с большой волной немецких и румынских военнопленных они были вывезены в лагерь военнопленных в СССР, где остались и после окончания войны. Вследствие близости славянских языков этим сербам удалось выбиться в лагерную элиту, царствовавшую с опорой на румынских военнопленных, коррупцию и приписки. Это привело к тому, что летом 1945 г. дошло до настоящего бунта западноевропейских военнопленных (немцев, венгров, испанцев и даже шведов) в трудовом лагере у г. Горький с единственным требованием «Долой сербско-румынскую мафию!» [954].

Окончательная точка в истории организованной деятельности ЮВвО — арест Д. Михайловича — также была поставлена не без советской помощи. Данные об этом аресте привел в своем интервью Дж. Нешич, занимавший в 1944 г. ответственное место в сыскном отделении титовской службы безопасности [955]. Это интервью совпадает с мемуарными заметками другого участника ареста командующего ЮВвО — С.Борисавлевича [956]. Версия ареста Д. Михайловича, изложенная Нешичем и Будисавлевичем, вызывает доверие и у ведущих исследователей биографии главы ЮВвО [957].

В конце Второй мировой войны советские органы безопасности оказывали «молодым странам социализма» активную помощь инструкторами, методической литературой и обучением контрразведывательных кадров, в том числе и в области «борьбы с националистическим подпольем и государственными преступниками» [958]. Существование твердых контактов между службой государственной безопасности новой Югославии и НКВД, помощь инструкторами, методическими и техническими пособиями были весьма заметны [959]. Особую помощь югославские коллеги получали в организации шифровальной и контрразведывательной службы. По просьбе югославской стороны, на курсы Высшей школы НКГБ в Москве были приняты первые 29 курсантов, они вернулись на Родину в апреле 1945 г. [960]

Поэтому неудивительно, что захват ушедшего в 1945 г. в подполье Д. Михайловича, скрывавшегося в глухих районах Восточной Боснии, столь походил на аресты лидеров ОУН-УПА. Эта схема включала в себя следующие шаги:

– захват и вербовка одного из высокопоставленных офицеров движения сразу же после ареста;

– подготовка с помощью перевербованных боевиков хорошо залегендированной группы ложных повстанцев из офицеров контрразведки;

– использование этой группы, в состав которой включен один или несколько завербованных боевиков, для поимки лидеров движения.

Такую тактику спецгрупп использовали против лидеров националистов на Украине, а позднее в Прибалтике и Польше советские и польские спецслужбы [961]. Та же схема, разработанная весной 1944 г. офицерами НКВД УССР В. Кащеевым и Б. Коряковым, была использована в конце 1945 г. и в Сербии под руководством начальника ОЗНА Сербии Слободана Пенезича («Крцуна»). В начале 1946 г. был арестован и завербован особо близкий соратник Д. Михайловича — Н. Калабич. После вербовки Н. Калабич помог подготовить группу «ложных четников», в состав которой вошли доверенные партизанские офицеры и сам Н. Калабич. В дальнейшем эта группа совершила несколько рейдов по восточной Боснии, в результате которых Д. Михайловича удалось выманить из убежища и взять в плен [962]. Вскоре после этого был организован открытый судебный процесс, Д. Михайлович был признан «врагом народа», расстрелян и похоронен в неизвестном месте — также по образцу советских процессов тридцатых годов.

Анализ русского фактора в событиях 1941–1945 гг. в Югославии был бы неполон без рассмотрения темы взаимного восприятия красноармейцев и местного населения Сербии (как гражданских лиц, так и тех, кто взялся за оружие в годы гражданской войны и оккупации). Этой теме стоит посвятить особое внимание, т. к. значение взаимного восприятия красноармейцами и местным населением было важно как для развития событий в годы войны, так и для формирования стереотипов взаимовосприятия сербов и русских вообще. Именно русских и сербов, а не столько югославов и советских граждан вообще, т. к. большая часть боевых действий проходила на территории Сербии, а свыше двух третей красноармейцев были этническими русскими [963]. Пребывание в Сербии позволило бойцам РККА сформировать свои стереотипы о сербах, восстановив представления народа о Балканах, утерянные в результате левых загибов послереволюционной эпохи. Некоторые из стереотипов, сложившихся о сербах и югославах вообще, дожили в русском народе до девяностых годов прошлого столетия. С другой стороны, до тех же 90-х годов, хотя и с некоторыми дополнениями и уточнениями, дожили представления о «советских русских», сформированные в результате вхождения РККА на территорию Сербии осенью 1944 г.